Николай Родичев - Не отверну лица

Радиограмму на второй день с утра доставил сам Пунин. Бойцы выстроились, не ожидая команды, затягивая ремни, одергивая прохудившиеся гимнастерки, как перед инспекторской проверкой. Лейтенант представил им Пунина как «хозяина здешних лесов», у которого они оказались в гостях.

Гордей Данилович достал из бокового карманчика очки, медленно пристроил их на носу, но в бумагу почти не смотрел, вероятно, запомнив ее содержание почти дословно. Он объявил:

— «Квадрат Н., хозяйство товарища П., для старшего лейтенанта Данчикова.

Поздравляем вас лично, бойцов вашего подразделения с успешным переходом через Хинельские и Брянские леса, спасением полкового Знамени. По согласованию с командующим фронтом и Центроштабом партизанского движения вам приказано сформировать особую партизанскую часть, которую называть 51-ой бригадой, по имени полка. Знамя остается в бригаде. Место расположения, средства связи получите дополнительно через товарища П., которому вы в оперативном порядке подчинены. Ждем предоставлений к наградам особо отличившихся бойцов. Рядовому Веретенникову присвоено звание Героя Советского Союза.

Генерал Холмов».

— А ну-ка, кто из вас Герой, отзывайтесь? — позвал Пунин. Вскоре он сам узнал бойца: у Веретенникова, сомлевшего от такого известия, по лицу катились слезы. Он напрасно старался их скрыть от товарищей, заслонив лицо ладонями.

— Ура-а!! — рявкнул взвод... полк... партизанская бригада.

Мысли Данчикова смешались. Он сам еле сдерживал себя, наблюдая, как неистово реагируют бойцы на телеграмму из штаба.

Строй сломался, рассыпался. Сперва кинулись качать Веретенникова, потом подняли в воздух Данчикова, затем уже с участием Данчикова вверх подбрасывали «отца», отныне ставшего и для них родным человеком.

Маленькую неясность в тексте радиограммы, где лейтенант Данчиков был назван старшим лейтенантом, истолковал Митька, который тоже хлопал в ладоши и подбрасывал вверх свой треух.

— Штаб небось лучше знает, как тебя назвать: лейтенантом или старшим лейтенантом... Теперь, я думаю, ты мне дашь закурить?

«Устами младенца и на войне глаголет истина», — подумал Данчиков, раскрывая трофейный портсигар.

Лейтенант Копф выбежал на крыльцо по зову вестового. Скользкие половицы заскрипели, словно накрахмаленные, в ноздри ударил обжигающий воздух.

Копф приятно щурился от слепящих лучей и одновременно тер перчаткой холодеющие щеки. Солнце будто излучало стужу, но холод взбодрил тело. Нужно быстрее двигаться, хлопать себя по бедрам, иначе будет худо... Копф широко ступал, спеша за санями, выползшими из-под горы. Ноги его то и дело скользили.

Лохматая лошаденка, везшая с речки бочку с водой для кухни, отчаянно мотала головой в такт своим шагам и роняла в подбрюшье тяжелые хлопья пара. Воздух спирал дыхание, резал ноздри, застревал комом в горле.

Копф знал, что солнце появилось не надолго. Оно вскоре станет матовым, затянется синеватой поволокой и растворится в небе. Солнце появлялось со стороны леса, совсем не грело зимой, лишь светило, оно напоминало авиационный фонарь, сброшенный с самолета. Офицеры в утренние часы носили защитные очки, называя искрящееся под лучами снежное пространство «партизанским пляжем».

Лейтенант не спешил на вызов: стрельбы нигде не слышно, вызывали одного, без солдат — очередная прихоть коменданта.

На улице безлюдно. Встретилась лишь древняя старуха с девчонкой-подростком — обе в лохмотьях. Копфу сначала показалось подозрительной девчонка: кидает мерзлым лошадиным пометом в собак... Кто их поймет, русских?

По дороге к штабу Копфу вспомнились детали одного спора, происшедшего между офицерами сразу после оперативного совещания. Это было недели две назад. Спор зашел о русском снеге — только что передали сводку о похолодании. Осенняя распутица въелась в печенки, ждали перемены погоды. Офицеры наперебой стали высказывать свои предположения о перспективах зимовки в России.

Копф молчал, впрочем прислушиваясь к разговору. Он боялся колючих замечаний по своему адресу со стороны нового коменданта майора Бюттнера, принявшего командование у Копфа, когда численность гарнизона разрослась до батальона, усиленного ротой минометов. Бюттнер мстил Копфу за свою неудачно сложившуюся карьеру. В ставке как раз обсуждали вопрос о назначении майора Бюттнера, когда была получена шифровка Копфа о помощи оружием, офицерами, солдатами. Служба в партизанской зоне считалась наихудшей... Впрочем, Копфу наплевать на его придирки: дальше фронта не отправят, а на фронте, по крайней мере, с одной стороны стреляют.