Павел Кодочигов - Здравствуй, Марта!

За окном густеют сумерки, набирает силу дождь. На столе давно чай, и Эмилия Ермолаевна зорко следит за тем, чтобы я не стеснялся и накладывал побольше варенья. Не торопясь рассказывает о своей жизни:

— Однажды прихожу домой, а на крыше мальчишки лазают. Что вы, мальчики, здесь делаете, спрашиваю. Крышу обмеряем, отвечают, новую вам будем делать, шифером покроем. Говорю им: милые вы мои, да зачем же на такую старую хату новый шифер тратить? Ни к чему это. Я, может, и умру скоро. В другой раз подарки привезли. Приятно было, но зачем мне подарки? Мне государство помогает, да и непривычная я к ним. Отвадила я их от этого дела. Вот только, когда картофель надо выкопать, дрова на зиму заготовить, тогда допускаю. К их приезду — они из Новгорода приезжают, из той школы, в которой Марта училась, — всего наготовлю, они с собой еще больше привезут. Весело живем, хорошо. Я с ними оживаю — такие хорошие ребята все, вежливые, послушные...

Чем больше вслушивался я в тихий, спокойный голос Эмилии Ермолаевны, всматривался в ее лицо, тем больше нравилась мне эта женщина, простая, бесхитростная, верная. Это она воспитала Марту такой отважной и в самое тяжелое время была все время рядом с нею, а после ее гибели спасла ее сына. Как ни была к ней жестока судьба, не сломилась, не разучилась радоваться жизни. Трудилась в меру своих сил, а чаще — без меры. И сейчас не сидит без дела. Боре надо свитер связать, чтобы не простыл, катаясь на лыжах. Его жене, Вере, кофточку. Всем — варежки теплые. Вот только бы шерсти до стать хорошей, а фасон она уже подобрала.

Не о себе, а о них, только вступающих в жизнь, все ее заботы, и потому не прошлым живет, как нередко бывает в старости, а будущим. Всегда так жила.

Ребенка надо воспитывать, пока он лежит поперек лавки — утверждает народная мудрость. Еще говорят, какие нравственные устои, привычки, понятия закрепятся в человеке до пяти-шести лет, то с ним навсегда и останется. Наверное, это правильно: стойкий характер и доброе, отзывчивое сердце формируются не на пустом месте, и пример старших здесь, как путеводная звезда. Много раз думал я об этом, читая и перечитывая довоенные дневники Марты, бережно хранящиеся в школьном музее, особенно те строчки из них, которые касаются матери. Сколько в них тепла, нежности, признательности и взаимопонимания.

Но дневники я прочитал много позднее, а в тот дождливый вечер Эмилия Ермолаевна показала мне письма внука, которые я с ее разрешения переписал в блокнот, — они тоже многое объясняют.

«...Всем, что я имею, я обязан тебе. И если потеряю тебя, значит, потеряю все, все, что у меня осталось самого дорогого, и останусь один, а это для меня страшно. Дождись меня, дорогая, тогда я буду спокоен, потому что буду там, где ты.

А мама? Маму я люблю и помню — сильно, горячо, навсегда! До свиданья, милая бабушка! Все будет хорошо, мы будем вместе, потому что ты не можешь без меня, а я без тебя — пойми это.

Твой любящий Борька».

«...С учебой у меня все хорошо. Из четырнадцати предметов, которые мы проходили, у меня три четверки, остальные — пятерки. Числюсь в числе лучших. Пиши, как твое здоровье, как дела. Береги себя.

Твой Бориска».

«Бабушка! Милая!

...Когда приедет Вера, то ты уж, моя хорошая, побереги ее, пожалуйста, — ведь ты умеешь это делать. Не давай ей много работать, а то она будет там с тобой целые дни что-нибудь ворочать. Вы всегда найдете себе работу. Отдохни и ты с ними, бабушка! Не ворочайся ты с этим хозяйством.

С Сашкой, если приедет, не сюсюкайся, не лезь из кожи вон, чтобы его ублажить. Он уже большой. Ему сейчас друзья нужны. Пусть бегает больше. Не тряситесь за него, как за «мимозу», пусть растет, как деревенские мальчишки, тогда не будет неженкой, тряпкой, капризой.

У меня все хорошо. Я здоров, не болел и не болею. Да, забыл — ведь я не курю уже три месяца. Бросил. Вот и все. Пиши. Целую тебя крепко.

«...Не беспокойся и не переживай за меня — лучше о себе больше заботься. Не трать кучу денег на меня. Зачем? Слышишь? Купи себе что-нибудь теплое, съезди лишний раз куда-нибудь в гости, но не траться на меня. Сашка — другое дело. Тут я тебе не могу запретить делать подарки, но прошу — не очень беспокойся и об этом. Иногда, может быть, и не стоит ему покупать какие-то вещи, тем более дорогие или просто, не очень нужные.

Еще раз (который уже!) прошу тебя: не возись ты с этим огородом. Ты же погубишь себя, слышишь? Ну прошу, на коленях умоляю, подумай о нас, если тебе не дорого свое здоровье. Ты пойми меня, бабушка, что твоя жизнь нужна нам — мне, Вере, Сашке — без всяких подарков с твоей стороны. Пойми ты хоть это, береги себя. Это единственное, о чем я тебя прошу, умоляю, плачу от твоего упрямства. Ведь пройдет не так уж много времени, и мы будем жить все вместе в хорошей квартире, мирно и счастливо. Ты будешь с нами, с Сашкой, я не дам тебе делать ничего тяжелого, но сейчас я не могу тебя остановить, только все прошу, прошу... и все напрасно.