Это имя заинтересовало Сизова. Уж не Головин ли? Тот Жорж Головин, который еще в самом начале войны сбежал в Феодосии, воспользовавшись очередной бомбежкой, когда его вели на допрос.
Сизов не любил откладывать дело в долгий ящик. Посоветовавшись с Куликовским, он прихватил деда Савелия, несколько партизан и «мужичка» и отправился на операцию. Ночью подошли к указанному Дюковым дому.
— Стучи, — приказал Сизов.
Дюков постучал и прошел с дедом Савелием в хату.
Головина удивил несвоевременный приход шпиона.
— Нового агента привел, — объяснил Дюков.
Дед Савелий по-стариковски словоохотливо разговорился с Жоржем, сообщил ему несколько «важных» сведений и сумел так расположить к себе фашистского наемника, что тот решил его тотчас же представить начальнику разведки. Дед упирал на то, что ему необходимо до света вернуться в отряд: как бы не хватились его.
Не успели Жорж, Дюков и Савелий выйти во двор, как на них навалились разведчики.
Головина доставили в партизанский лагерь. На допросе он предъявил документы на имя крестьянина Тимофея Карасева, безвыездно проживавшего в Старом Крыму более двадцати лет.
— Послушайте, Головин, — напрямик сказал ему Сизов. — Ведь я вас знаю. Стоит ли запираться? Ваша биография нам хорошо известна.
— Откуда? — Жорж впился глазами в лицо следователя, припоминая.
— У вас короткая память. Вы забыли, где и когда мы с вами встречались. Напомню. Вы назвались тогда Вершковым и якобы служили в феодосийском порту. Сигналили фашистским самолетам, но были схвачены. Правда, тогда вам удалось уйти. Постараемся, чтобы теперь этого не повторилось. — Сизов кивнул вестовому: — Позови младшего Коробкова.
Витя был на месте, в лагере, и вестовой скоро привел его.
— Узнаешь? — спросил Сизов. — Парашютист, диверсант, «лесник», сигналист в порту. Знакомая личность.
Витя вгляделся в горбоносое лицо, в глубоко сидящие злобные глаза:
— Головин?! Как он сюда попал?!
— Об этом мы его сейчас спросим, — сказал Сизов, поудобнее усаживаясь за грубо сколоченным из досок столом.
Головин понял, что запираться бесполезно, и начал давать показания. Сбежав из-под ареста, он несколько дней скрывался на старой квартире. Когда Феодосию заняли немецко-фашистские войска, явился в гестапо и стал тайным агентом. Ему поручали самые сложные дела. Это он заслал в подпольную организацию предателя Гулевича. Вначале Гулевича посадили в лагерь военнопленных, потом перевели в лазарет, оттуда он связался с подпольем. Через Гулевича гестапо стало известно, что из леса прибудет представитель подпольного обкома партии Артем. Было все сделано, чтобы его арестовать. Головин сам участвовал в слежке. Но слежка была замечена, и Артему удалось замести следы. Гулевич был глуп и трусоват. Он боялся разоблачить себя и знал очень мало. После ареста Листовничей и ее группы в городе остались еще явочные квартиры. По-прежнему подпольщики расклеивают листовки, отправляют в лес бегущих из лагеря военнопленных.
Впрочем, подробности о положении в городе сейчас Головину неизвестны — его давно перевели на борьбу с партизанским движением. Фашистское командование требует разгрома партизан.
— Кого вы заслали в отряд? — спросил Сизов.
— Мною был заслан Федор Дюков, — ответил Головин.
— Еще?
— Андрей Вятченко. Больше никого не удалось. Шпионов Дюкова и Головина расстреляли. Вятченко в отрядах не нашли.
Михельсон просыпался по ночам в холодном поту. Ему снилось, что партизаны поймали его и в лесу при зловещем зареве костра идет партизанский суд. Здесь собрались все те, кого истязал и убивал Михельсон, добиваясь показаний. Вот стоит Владимир Сердобольский. Тогда, на допросе, Альфред терзал его до тех пор, пока не увидел, что партизан мертв. Вот пробирается сквозь толпу молодой Стоянов. Он сказался немым на допросе в гестапо, и, сколько ни бился тогда Михельсон, из мальчишки не удалось выдавить ни слова. Зато у него хватило дерзости ударить Альфреда в живот и плюнуть следователю Клейну в лицо. Клейн сказал тогда, что русские упорны, как танки, и их не победить. Фашист, как видно, был прав… А кто это с таким презрением и насмешкой смотрит на Михельсона? Красивая Мария? Эту он тоже лично умертвил… Сколько рук тянется к нему… Спасите, спасите!
Михельсон просыпался и в испуге оглядывался по сторонам: не слышал ли кто-нибудь его дикого крика. Опять этот кошмар! Хоть не ложись в постель. Он опускал босые ноги на пол и вытирал рукавом холодный пот со лба. Сидел на кровати, широко раскрыв глаза, и бессмысленно глядел на голую белую стену комнаты. С трудом удавалось отогнать ночные видения. Но явь была не лучше сна. Совсем недавно партизаны совершили налет на старокрымскую тюрьму. Как удалось потом выяснить, они имели приказ штаба Крымского фронта освободить схваченного гестапо радиста. Ночью поднялась стрельба. Казалось, город окружен со всех сторон. Гестаповцы растерялись, не сумели организовать оборону. А тем временем партизаны захватили тюрьму и увели с собой более сорока с таким трудом выловленных партизан и подпольщиков. Среди них были и Михаил Гусько, и радист Сергей Орлов, и разведчик Александр Иванов. Более того, партизанам удалось выявить осведомителей, которых Михельсон подослал в камеры, и обезвредить их. «ГФП-312» лишилась лучших своих кадров.
Читать дальше