Яков Ершов - Витя Коробков - пионер, партизан

Медленно поднял автомат, долго и старательно прицеливался. Тотчас вслед за выстрелом раздался вскрик и шум, словно от падения тела. Вятченко зло усмехнулся и бегом бросился в овраг.

…Витя набрал воды и стал подниматься вверх по извилистой тропке. Где-то совсем близко слышались автоматные очереди. Он уже миновал полянку, когда над самым ухом прожужжала вдруг пуля и, ударившись в ствол молодого дубка, отколола от него щепку. Витя отшатнулся в сторону, подвернул ногу и упал, едва удержав ведро.

Он все-таки расплескал воду, но не пошел снова к ключу. Кто его знает: не настигнет ли там вторая шальная пуля — автоматы не перестают строчить. Деда Савелия у костра уже не оказалось.

— Что так мало? — спросил Донченко, припадая к ведру. — Или тащить тяжело?

— Да нет, — отмахнулся Витя. — Расплескал дорогой. Дед Савелий где?

Донченко оторвался от ведра, вытер рукавом мокрые губы, охотно сообщил:

— Побрел куда-то дед. Спешно побрел. Чудной он, право. Сидел-сидел, молчал-молчал, думал-думал. Потом как вскочит, словно оса его ужалила. «Надо, говорит, поспешать, а то прозеваем». И ушел.

Он посмеялся над дедом и пошел по своим делам.

А Витя сел к огню и стал дожидаться Савелия Петровича. На душе было смутно, тревожно. Что правда и что ложь из того, что наговорил Вятченко и что он сам о нем знает? А не поднимет ли его на смех дед Савелий? «Вот так, — скажет, — разведчик: своего не узнал!» А минуты бежали, и дед не шел, и Витя не мог больше оставаться один со своими сомнениями. Он бросил дубовую веточку в костер, огонь лизнул ее и охватил со всех сторон: если веточка догорит, а Савелий Петрович не придет, он пойдет к командиру и расскажет… Пусть хоть и посмеются — все равно… Пламя весело плясало на веточке, скручивая и ломая ее и постепенно ослабевая. И вот уже только пепел остался, потом дунул ветерок, слизнул и пепел. Деда Савелия не было. Витя решительно поднялся и пошел к командиру.

— Есть кто у дяди Саши? — спросил он ординарца Бочарова, который скучал один у входа в шалаш.

— Занят. Важное дело, — внушительно сказал Бочаров.

— У меня поважнее, — возразил Витя и шагнул к шалашу.

— Погоди! Погоди, слышь! Не нарушай дисциплину, — повысил голос Бочаров и схватил Витю за полу пиджака.

На шум вышел комбриг.

— Что у вас тут? — недовольно спросил он. — Могли бы не затевать возни у самого шалаша.

Витя бросился к нему:

— Дядя Саша, у меня спешное дело! Государственное, честное пионерское, — уверял он.

В голосе его было столько тревоги, что комбриг, пристально посмотрев на мальчика, сказал: «Входи» — и пропустил его вперед.

— Что такое? — спросил командир, усаживаясь на скамью. — Выкладывай!

— Дядя Саша, он шпион! — выпалил Витя. — Он говорит, что не шпион, а я не верю. Путает он меня, а я все равно не верю. Он шпион, он подослан, дядя Саша, не верьте ему. Ни от какой он не от организации, а от фашистов.

— Да подожди, — взмолился дядя Саша. — Кто «он»? О ком ты толкуешь?

— Как кто? Вятченко! Андрей Вятченко! Разве я не сказал? Я же с самого начала сказал.

— Вятченко? — переспросил дядя Саша и повернулся к Савелию: — И он о том же. Да вы что, сговорились?

Дед Савелий, которого Витя в волнении не заметил, пожал плечами:

— Какое там сговорились! Я уж который день сомневаюсь… С самой той разведки. Голову на отсечение даю — нечистый человек. И глаза мутные. Все в сторону так и воротит, боится на людей смотреть. Спросил я тогда: почему часовой тебя пропустил? А он нахально в ответ: «Это мой, знаете ли, секрет. Я пропуск знал». Поди ухвати его, — как уж, вьется.

— Да-а! — размышляя, протянул комбриг. — А у тебя, Витя, что, какие подозрения?

— Да знаю я его, — горячо отозвался Витя. — В городе встречались. Из-за него чуть отца не схватили. И Листовничую он выслеживал, я сам видел!

Витя рассказал все, что ему было известно о Вятченко. Комбриг тут же вызвал капитана Сизова.

— Задержите Вятченко, — приказал он.

Витя с дедом Савелием остались у комбрига. Они провели полчаса в томительном ожидании. Наконец вернулся капитан Сизов.

— Вятченко не нашли, — доложил он. — Весь лагерь обшарили.

Комбриг покрутил с досадой головой:

— Эх, прозевали!

Витя идет в дозоре вместе с отцом. Светает. Одна за другой гаснут далекие звезды. На ярко-голубом небе четко вырисовываются вершины деревьев. Больно ноют натертые сапогами ноги. Тело млеет от усталости. Снявшись вчера с обжитых мест, партизанские отряды шли всю ночь. Пора бы уже подумать об отдыхе.