Лен Джованитти - Кавалер ордена Почета

Солдаты разошлись веером по полю в поисках генерала. Его нашли в полутораста метрах от тела полковника, один из солдат закричал, что генерал мертв. Мы поспешили к ним. Генерал Ганн лежал на спине. Его лицо, неповрежденное, было искажено гневом. Я заметил, что руки его сжаты в кулаки. Интересно, был ли этот последний угрожающий жест направлен против меня или против смерти, ожидавшей его в конце падения? Теперь это не имело значения. Я знал только, что ему воздадут высокие почести и похоронят как героя.

Другое дело трое одетых в черное крестьян, лежащих мертвыми на своем рисовом поле, со спинами, изрешеченными пулями генерала Ганна. Когда солдаты пинками перевернули их на спину и сняли конические соломенные шляпы, мы увидели изможденные, морщинистые лица трех старух.

После возвращения в штаб дивизии с телами генерала Ганна и полковника Клея нас опять сразу вызвало начальство. На этот раз не для допроса. Картина смерти на рисовом поле заставила начальство переключить внимание на другие вопросы. Говорил один из полковников. Он сказал:

— Если пресса узнает, что генерал Ганн «по ошибке» убил трех крестьянок, придется «расплачиваться всем командным инстанциям». Это коснется всех, от командующего до экипажа вертолета. Ясно?

Это было ясно.

— Не должно было никаких разговоров об утренней воздушной разведке генерала Ганна. Понятно?

Это было понятно.

— Официальное сообщение о смерти генерала Ганна сделает командующий войсками в Сайгоне. Официальное сообщение — это все, что вы знаете об этом происшествии. Ясно?

И это было ясно.

Что касается записи в журнале, то мы не вылетали на задание в это утро. Через несколько часов после нашего прибытия в штаб дивизии запись вычеркнули. Ко времени нашего возвращения на свою базу наш командир получит соответствующее указание.

Тут полковник поглядел на часы.

— Мне потребуется еще час, чтобы завершить это дело, потом можете улетать. Это будет пятнадцать ноль-ноль. Пока ждете, можете перекусить. Вопросы есть?

Члены моего экипажа отрицательно покачали головой, но у меня был вопрос:

— Как быть с моей винтовкой, сэр?

Один из солдат нашел ее в нескольких футах от тела генерала, и полковник взял ее с собой. Он предусмотрительно держал винтовку за конец ствола. Мы все это заметили, но меня это не беспокоило. Я знал, что после проверки найдут отпечатки пальцев генерала на прикладе, стволе и спусковом крючке.

Полковник безразлично посмотрел на меня.

— Мы ее оставим. Вам выдадут новое оружие. Я об этом позабочусь.

— Слушаюсь, сэр.

Полковник бросил на нас грозный взгляд.

— Еще одно, господа. Если кто-нибудь из вас скажет кому-нибудь хоть одно слово о том, что произошло сегодня, он пожалеет, что остался жив. Ясно?

Это тоже было ясно.

— Хорошо, господа, инцидент исчерпан.

Так оно и было.

Ко времени нашего возвращения на базу оперативный отдел уже получил указание от штаба дивизии. Сержант Брайт вручил наш бортовой журнал лично начальнику базы; никаких вопросов не было задано. На следующее утро мне без всяких расспросов выдали новую винтовку. Через два дня после события «Старз энд страйпс» поместила на видном месте сообщение о гибели генерала во Вьетнаме. Во время обычного полета в зоны боевых действий его вертолет был сбит наземным огнем противники в отдаленном районе. Никто не остался в живых, но все тела вывезены. Фамилии членов экипажа не сообщаются, пока не будут извещены их семья. К моему удивлению, статья сопровождалась фотографией обломков вертолета на рисовом поле. Конечно, легко было подделать сбитый вертолет, но я подумал, не придется ли командованию составить липовые телеграммы и разослать их воображаемым семьям воображаемых членов экипажа. А почему бы нет? Все возможно в этой нелепой войне, все.

Тело генерала Ганна отправили самолетом в Штаты для захоронения на Арлингтонском кладбище со всеми воинскими почестями, положенными герою республики. Был опубликован краткий некролог с описанием карьеры генерала и обычным цитированием знаменитостей, превозносящих преданность «самого блестящего американского боевого генерала во Вьетнаме». Один сенатор-ястреб назвал его «генералом, ниспосланным богом в борьбе за свободу», а президент сказал: «Он умер, как и жил, служа своей стране».

Аминь.

Я положил газету, с облегчением вдохнув горячий, влажный вьетнамский воздух, и закурил травку. Мне удалось сорваться с крючка.