Виталий Мелентьев - Разведка уходит в сумерки

И все-таки Сашка решил навалиться — черт с ним, если второй немец заметит его бросок и даже выстрелит ему в спину, — Дробот успеет открыть дверцу и разделаться с фашистом: ведь его внимание будет отвлечено Сашкой.

Сиренко уже отодвинул автомат, когда шофер выпрямился и жестом — вытянутой вперед рукой — попросил не волноваться. Он был совершенно спокоен, как будто ждал появления разведчиков. Сашка мог поклясться, что на его лице была даже улыбка. Немец повторил свой жест, круто повернулся и пошел к мосту.

Дробот только теперь заметил немца и тоже остановился, не зная, что предпримет Сиренко, не понимая, как тот мог упустить «своего» фрица. А Сашка в эти секунды стоял и смотрел в сутулую знакомую спину и неожиданно для себя поверил этому длинному немцу и понял, что убить этого, почти знакомого человека ему не под силу. Того человека, который валялся на капоте машины и с неприязнью относился к своему начальнику.

Длинный немец нагнулся, поковырял пальцем дорогу, осмотрел снежную кляксу, вернулся к машине и, опять сделав успокаивающий жест, коротко доложил своему начальнику;

— Минен.

Махнув рукой, словно приглашая Сашку подойти поближе, немец сел в машину, оставив дверцу открытой.

Сам не понимая почему, Сиренко шагнул вперед, и Дробот, стоявший по другую сторону машины, увидел его голову. Обходя открытую дверцу, Сашка опять взял автомат на изготовку.

В это время Дробот рывком открыл дверцу и коротко приказал:

— Хенде хох!

Сашка отозвался эхом:

— Руки вверх!

Длинный шофер мгновенно поднял руки.

Сосед шофера, офицер в шинели с волчьим воротником, рванул навстречу Дроботу руку из-за отворота теплой шинели, но, услышав Сашкин оклик, на какую-то долю секунды растерялся. Эта растерянность могла бы погубить его: Дробот уже выхватил из-за пояса нож и занес его для удара. Требовалось мгновение, и офицер не успел бы выстрелить.

Тут опять случилось непредвиденное. С заднего сиденья метнулась стремительная, молчаливая тень и сильно ударила Дробота в плечо. Он ощутил пронзительную боль в левом плече, услышал, как внутри него что-то заскрежетало. И, уже не думая, инстинктивно, как мгновение назад сделал это офицер, он посмотрел на левое плечо — на нем висела рыжая собака. В темноте ее выпуклые глаза горели мрачным, багровым огнем.

И в это же мгновение офицер оправился от растерянности и поднял пистолет. Выстрелить он не успел. Сашка, не думая, перевалился туловищем через шофера, схватил офицера за горло и сжал пальцы. Не то пьянея, не то проваливаясь в пустоту, Сашка, скрипя зубами и суча от напряжения оторвавшимися от дороги ногами, жал и жал это дергающееся клокочущее горло, заодно вырывая пушинки из шикарного волчьего воротника.

Дробот, выронив нож, боролся с собакой. Она впилась в плечо, как клещи, слабо урчала. Ему удалось оторвать собаку и шмякнуть ее сытое, лоснящееся промытой и вычесанной шкурой тело о дорогу. Собака не пискнула. Секунду она полежала и, поднимаясь, опять сделала попытку броситься на сержанта. Он ударил ее ногой в пах, потом поднял и с маху впечатал в дорогу.

Все кончилось. Тихо, но не так, как было задумано.

Сашка словно нехотя отпустил офицера, и его тело мягко соскользнуло на бок.

Сползая с шоферских колен, Сашка услышал вопрос;

— Мне тоже капут? Или я могу быть полезен?

Вопрос был задан на русском языке, поэтому Сашка вначале не понял, кто его задал. А когда понял, растерялся: в самом деле, что делать с этим длинным немцем в тылу врага?

К нему подошел Дробот и, зажимая прокушенное плечо, прошептал:

— Нужно сматываться…

— А с ним что делать? — кивнул Сашка на все еще сидящего в машине шофера и, словно оправдывая немца, добавил: — Он по-русски говорит.

— Та-ак, — протянул сержант и спросил у шофера; — А ты сам-то как думаешь?

Тот пожал плечами и неожиданно улыбнулся:

— Я думаю, что пан партизан должен попасть домой. Зачем это делать ногами, если есть машина?

Разведчики тоже улыбнулись, но сейчас же посуровели; поедешь, а он завезет, куда ему будет нужно. Шофер словно понял их мысли;

— С мертвым начальником мне приезжать уже не куда.

Да, все было правильно. Немец решил свою судьбу раньше, чем о ней подумали разведчики, и это было так понятно, что всякие подозрения отпали. Своим бездействием шофер помог разведчикам, и теперь они как бы обязались помочь ему. А помощь могла быть единственной — протащить его в безопасное место. Таким местом мог быть либо партизанский отряд, либо советские войска. И Дробот напрямик сказал об этом.