Валерий Горбань - Память Крови

— Почему?

— А… дичь испугается, вот! Этого цвета все звери боятся.

— Ого! — восхитился Андрей, командир части, в которой переодевали самую крутую участницу предстоящей охоты, — Звезда спецназа! — Скосил глаза на Сергея и весело, но непонятно добавил, — сечешь, Тигра?

На дощатом, застеленном клеенкой столе в эмалированных мисках дымился горячий бульон с кусочками мяса, кружочками нарезанных крутых яиц и листочками петрушки. На картонных тарелочках поразложена закуска. Марина поймала себя на мысли, что розовое сало, соленые огурчики на горках квашеной капусты, пучки зелени на ломтях отварного мяса и обжаренные колбаски — все это вызывает у нее восторженное умиление. Почти как у иностранки, приглашенной на фольклорный фестиваль.

«Иностранка и есть. Сублимированная лапша, гамбургеры, чизбургеры, пицца. И бесконечные макароны — потому что быстро…»

Кроме Сергея, мужчин было пятеро. Андрея и старшину, который привез их сюда на военном уазике, она уже знала. Остальные только что представились. И уже шутливое это представление и понятные порой только им самим комментарии показали, насколько близки они все между собой.

— Олег, он же Трак.

— Александр, он же Чингачгук.

— Он же Лимончик, — басом проворчал кто-то.

— Да ну вас! — Александр, дружески подпихиваемый локтями соседей по столу, смеялся вместе со всеми.

— Анатолий. Страшный Ужас.

— Ой, что-то непохоже.

— А вы на него посмотрите, когда он с похмелья!

— Так он же сказал, что вообще не пьет!

— Вот поэтому никто на Земле и не видел Самого Страшного Ужаса.

— Марина, а у тебя в детстве какое-нибудь прозвище было?

— Кличка? Ни-ког-да! Я, к вашему сведению, Сергей Николаевич, всегда была воспитанной девочкой из хорошей семьи.

— Это хорошо, что воспитанной. Мы невоспитанных не любим. А вот насчет клички, или — для культурных девочек — персонального позывного…

— Отныне и навсегда нарекается Звездой Спецназа! — торжественно провозгласил Андрей. — Для своих — Звездочка. Новому члену нашей команды вручается личное оружие: нож охотничий. Целуйте клинок и вешайте его на ремень. Вот сюда. Серега, поддержи Звездочке брюки, пока ремень расстегнут и руки заняты. Готово? Салют!

Пробка от шампанского, ударившись в круглое бревно потолка, срикошетила к печке. Желтоватая шапка ароматной пены поднялась над краями алюминиевой кружки.

«Ну, давай, Звезда Спецназа! Не посрамим наш пол и рекламный бизнес!»

— Ой, какое холодное! Вот схвачу ангину и кончится моя охота.

— Ангина — болезнь горожан. А в лесу даже воздух лечит. Главное, закусывай хорошо. А то разбуянишься и будет нам продолжение «Особенностей национальной охоты».

Печка трещала настоящими березовыми и сосновыми дровами. Мужчины вышли покурить и сквозь приоткрытые двери избы доносились обрывки их жаркого спора.

— С утра зверь чуткий. Еще от ночи не отойдет. Пусть на кормежку встанет. К тому же приморозит за ночь, листья шуршать будут, как жестянки. А часикам к десяти все отволгнет.

— А чего тебе шуршать? Встал на номер, отопчи площадку и стой. Зато загонщикам — самое то. Не орать, как в тот раз, когда кабан от вас, как истребитель на форсаже просвистел, а потихоньку идти. Покрикивай, да шурши, сколько хочешь…

— Точно. Вы бы еще с обеда предложили загон начать. Забыл прошлый год, как ночью подранка добирали? По деревьям лазить не разучился?

Дружный смех перекрыл еще какие-то слова.

Марина, разрумянившись от шампанского и ненавязчивого, но явного и восторженного внимания, пытала Старшину Вселенной, возившегося возле печки с какой-то железкой.

— А почему Олег — Трак? Это ведь такая железяка от гусеницы?

— Вы его кулаки видели?

— О, да!

— Кто с ним в спарринге работал, говорят, что если получить по башке танковым траком, то легче будет.

— А чего все смеялись, когда Сашу Лимончиком назвали?

— Вот он узнает, что я вам рассказал…

— Они же сами его так назвали! Ну, Михалыч, миленький. Вы же такой добрый. Вы же знаете, что женщина от любопытства умереть может.

Лесть сработала безотказно.

— В первой командировке его Чингачгуком прозвали…

— В какой командировке?

— В Чечню. Мы в январе заходили. Бойня жуткая была. Где свои, где чужие — не разберешь. Грязища. С водой напряженка. Если снегу где наскребешь, так быстрей — топить для питья. Куда там мыться, стричься! Обросли… А он косичку такую себе соорудил, как у индейца. Вот и прозвали. А осенью, на третью замену уже, попали наши пацаны в заваруху. Нужно было через площадь проехать, где чеченцы митинговали. Наши по краю поехали, а толпа — к ним. Окружили. Бабы и старики бронетранспортер отсекли, под колеса лезут. А мужики на машину поперли. И, под шумок, раз — в кабину. Водиле пистолет в бок: «Поедешь с нами». Толпа перед ними расступается, а перед БТРом стеной стоит. Александр видит такое дело, достает две «лимонки» — это гранаты такие, Ф-1, точно по виду — как лимоны зеленые, только бока на квадратики нарезанные. Чеку у одной и другой выдернул — и на толпу. Те расступаются, орут, бабы их галдят. Плюются, проклинают, а руками трогать боятся. Так он до машины и дошел. На подножку запрыгнул, гранаты — боевикам в нос: «Катитесь, на…, - ну в общем, — уходите. Я без своих пацанов в часть не вернусь!». Те вылезли, а он на капот верхом сел, гранаты в руках, и едет. Так и вышли. Им вслед из пистолета постреляли, одного солдата в ногу зацепили. Но это мелочи. Спас он мальчишек. Но протрясло его, конечно, потом. Отходняк был — ой-ой-ой! И после этого у него такой пунктик образовался: лимоны не любит. Видеть не может. И нет бы втихую это дело переживать, а он проговорился как-то. И готово — Лимончик! Народ-то у нас — хлебом не корми, дай поприкалываться.