Юрий Туманов - Планшет разведчика

Лейтенант, не спуская глаз, сосредоточенно смотрит на меня. Ему кажется, что я угадал приговор себе.

— Не подумайте о нас плохо, товарищ майор!

— Эх, друзья, — я через силу улыбаюсь. — Не первый день воюю. Знаю, что я для вас обуза. И дело провалите и сами загнетесь!

…Я инструктирую их, рассказываю, что нужно будет сделать, как только они выйдут к своим и доставят эти немецкие документы. Кому позвонить, что сказать. Ни минуты не терять! Так, чтобы сразу молнией рванулись вперед все разведданные. Впрочем, товарищи, конечно, и сами все хорошо знают.

Волков слушает меня внимательно. Он то и дело порывается прервать меня и рубит воздух своей огромной ручищей. Но сдерживается и, только когда я замолкаю, спрашивает:

— А меня послушать можете? И думать об этом забудьте, товарищ майор! А если наступление не поспеет? Опоздаем на три дня, на неделю, а вы… — Он замолчал, не решается произнести вслух то, что думает.

— Боишься, помру? — невесело усмехнулся я.

Лейтенант крепко сжал мою руку.

— Пустой разговор, товарищ майор, — тихо сказал он. — Вместе будем выбираться. Так сказать, взаимодействие войск СС с вермахтом…

Я пытаюсь возражать, ссылаясь на интересы дела, привожу новые и, казалось мне, все более убедительные доказательства того, что и прав и… с плохо скрытой радостью смотрю, как отрицательно покачивает головой лейтенант, как он отводит все мои доводы.

Еще одна, может быть последняя, ночь. Сегодня нужно ждать возвращения двух незнакомых мне разведчиков из группы лейтенанта. Так как боль в ногах принесла с собой бессонницу, я предлагаю товарищам поспать, а сам стерегу их сон.

Мерещится или на самом деле внизу скрипнула дверь? Вот и половицы заскрипели. С лестницы донесся сдавленный кашель. Наконец-то!

— Мюллеров? — Лейтенант поспешно перегнулся вниз.

— Яволь, майн обер-штурмфюрер, — донесся снизу веселый шепот.

Лейтенант на мгновение зажег свой фонарик, благо Волков завесил оба слуховых окна, и на чердак поднялся Мюллеров. Держался он уверенно, даже шумно. Может быть, потому, что безупречно владел языком противника, форма немецкая на нем была отлично подогнана, и все это прибавляло ему удальства. Он никак не мог долго говорить шепотом, срывался, и лейтенант все время цыкал на него.

Немного времени ушло у лейтенанта на то, чтобы пересказать Мюллерову мою историю. Значительно сложнее было сейчас обсудить, как меня эвакуировать через территорию, занятую противником и через Одер.

Послушать моих товарищей, то им вынести меня — раз плюнуть! Не таких еще таскали через линию фронта. Раненые-то какие были! Сазонов — без малого шесть пудов веса. Абрамян — без малого два метра ростом. А я, если верить Волкову, легче ручного пулемета. И Волков, как бы уже примеряясь, повел мощными плечами.

Если бы вы только знали, как трудно отговаривать, когда ты в глубине души мечтаешь лишь о том, чтобы тебе не удалось отговорить товарищей!..

Перед тем как покинуть дом, где все мы нашли пристанище, я увидел четвертого разведчика того, кто сторожил входную дверь. В темноте различить даже его лица я не смог.

Ноги мне завернули в две половинки плюшевой гардины, сорванной с окна, — получились две огромные колоды. Меня уложили на самодельные носилки, укрыли противно пахнущим резиновым плащом, и два «эсэсовца» — Волков и тот, четвертый, несут меня городской окраиной к Одеру.

Мюллеров беззаботно шагает чуть впереди лейтенанта — обер-штурмфюрера. Вдруг придется объясняться по-немецки! Я ни на минуту не забываю, что лейтенант несет за пазухой схему целей, которую мы вместе с ним составили…

Чуть шорох, оклик, неясная тень впереди и мне уже хочется спрыгнуть с носилок, укрыться или выстрелить.

Бывает, к нам подходят излишне добросовестные патрульные, но стоит приблизиться настолько, чтобы они могли различить эсэсовские мундиры, как тут же, отступив, растворяются в темноте.

Известно, конечно, что разведчику полезно знать немецкий язык. Если бы я владел языком, как Мюллеров! Да я бы на вторую ночь был в штабе!

А Мюллеров как истый немец объясняет встречным, если те любопытствуют:

— Ранен штурмбаннфюрер. Несем на перевязку…

В городе при отступлении беспорядочно сбилось много различных войсковых частей. Этот ералаш нам на руку. Чувствуется, что твердый порядок навести уже невозможно, и, пожалуй, благодаря этому мы так легко проходим через город, движемся но набережной, минуем ее из конца в конец, все удаляемся от укрепленных высот, прикрывающих Гроссен с востока, и достигаем загородного леса, подступающего вплотную к Одеру.