Юрий Туманов - Планшет разведчика

Внизу хлопнула дверь. Не за мной ли охота? Скрипнули ступеньки. Кто-то поднимается. Оглядываюсь на окошко — не напали бы сзади.

Вот по верхней лестничной площадке скользнула какая то тень. Кто-то, сдерживая дыхание, остановился подо мною. Немецкий солдат? Едва ли, зачем ему таиться? Наш? Откуда ему тут взяться? Скорее всего это дезертир или мародер. Сталкиваться с ним ни к чему. Бесшумно отползаю обратно, забираюсь под одеяло, оставляю лишь щель для наблюдения.

Минут через пять под стропилами появляется смутная тень. Неизвестный стал подниматься по приставной лестнице. Что он ищет на чердаке?

Вот слышен шаг, другой, осторожно идет. Ну, не избежать стрельбы. С одним-то я разделаюсь быстро. А вот куда денешься, если незнакомец не один? Далеко ли я убегу на своих ногах?

Незнакомец с лестницы не спускается, однако его осторожные шаги удаляются. Что такое? Остался на чердаке? Вслед за этим слышно, как человек спрыгнул или плюхнулся на что-то мягкое. Пыль поднялась невообразимая, она щекочет в носу, вызывая желание чихнуть.

Осторожно выглядываю: э, да этот незваный гость перешел по балке под пролетом, разделяющим чердак на два отсека, и перебрался на ту сторону. С таким же успехом он мог направиться и ко мне. Непонятно — может, и он ищет убежища? Настороженное ухо ловит тихий шепот. Вот оно что — значит, там еще кто-то? А мне показалось, что на чердак поднялся один человек. Может быть, второй поднялся еще раньше, когда я находился в забытьи?

Стало рассветать. Теперь отчетливо вижу двух солдат в эсэсовских мундирах. Они расположились в пятнадцати метрах от меня.

Всего двое? Маловато дня облавы. Перейти сюда ко мне они могут только по чердачной балке. Нет, видать, они не за мной. Оба расположились у окна, но держатся так, чтобы их не было видно снаружи. Значит, наблюдают за чем-то, а сами скрываются, не хотят, чтобы их обнаружили. Любопытно!

Часа через полтора, когда опять открыли огонь наша и немецкая артиллерии, один из солдат, рослый и плечистый, осторожно ступая, прошел по чердаку, подошел к краю своего отсека и заглянул вниз; он держал наизготовку автомат. Оттуда ему должны быть видны лестница и площадка первого этажа. По-видимому, он убедился, что там никого нет. Уже не таясь, встал, шумно передохнул и закинул автомат за спину.

— Не ушла тяжелая минометная батарея из оврага? — негромко произнес второй эсэсовец. Он отвернулся от окна. — Проверь-ка, Волков. Уже давно молчит.

— Да-а, что-то подозрительно мне это молчание. Дайте мне пашу схему, товарищ, лейтенант, — попросил первый. — Из моей воронки вчера эта огневая не просматривалась.

Наши! Наши разведчики!

— Товарищи! — вскинулся я. — Товарищи! — Голос прервался. — Братцы!..

Лязгнули в ответ затворы автоматов.

— Хенде хох!

— Хенде хох!

Два немецких автомата грозно нацелились в мою сторону.

— Свой! Ребята, свой, не стреляйте!

— Выходи на балку, «свой»! Руки вверх! — командует лейтенант, стоящий у окна, приглушенным голосом.

— Не могу, ноги отказали. — Я показываю рукой вниз. Пистолет на всякий случай засунут у меня за пояс сзади под кителем.

— Кто такой? — спрашивает Волков, перебежав по балке на мою сторону.

В руке у него поблескивает финка. Значит, и он хочет обойтись без шума. Значит… значит, точно — наши!

Осторожно взглянув в свое слуховое окно, выбирается на балку лейтенант. Он переходит на мою половину чердака, перегнувшись вниз, прислушивается и только потом, неслышно ступая, подходит к нам.

Не верит! Да и как поверить! На мне немецкая шинель, вспоминаю я и расстегиваю оловянные пуговицы, чтобы показать, что под шинелью наш армейский китель.

— Руки! — грозно предупреждает меня лейтенант и угрожающе поводит автоматом. — Не шевелиться!

Непослушными пальцами все еще пытаюсь расстегнуть пуговицы.

— Руки вверх! — рычит Волков.

Потом, сидя на одеяле, уже с опущенными руками, я смотрю на двух русских людей, одетых в эсэсовскую форму: враги или нет? Тот, кого называли Волковым, понимающе взглянул на товарища и зашел мне за спину. Я резко поворачиваюсь. Уж не решили ли меня без шума зарезать? Ведь финка по-прежнему блестит в руке Волкова.

Кричать нельзя. Стрелять тоже нельзя.

— Вы не верите мне, ребята? — чуть слышно спрашиваю я.

— Почему я должен каждому фашисту верить. — отвечает лейтенант вопросом на вопрос.