Павел Ермаков - Все. что могли

Ильин видел, что разговор облегчил страдания Нади. Она ожила, разрумянилась.

— Подруги твои… где они?

Надя засмеялась:

— Неужели они не понимают… У нас ведь не одна землянка. Не беспокойся, девчонки вторые сны уже видят.

Ильин лег рядом с Надей, зарылся лицом в ее рассыпавшиеся по подушке волосы.

— Какое счастье, родная, быть снова вместе с тобой, — шептал он, приникая к жене, чувствуя ее тепло. — Как я мечтал об этом, почти не надеясь ни на что.

— Радость моя, мне тоже кажется, будто все это привиделось во сне, и я боюсь пробудиться, — Надя, взглянув на мужа, откинула голову, под бязевой солдатской рубахой взбугрились все еще крепкие, упругие груди.

Он целовал жену в горячие губы, в глаза и неожиданно ощутил соленые дорожки на щеках. «Опять вспомнила о детях, потому что их нет с нами, — подумал он. — Ей больнее, все случилось на ее глазах».

Он тоже никогда не забудет дочку Машеньку, сыночка Димку, которого не видел, не знал, но по рассказу Нади представлял, каким он был. Ах, Надюша, больно тебе, всю вину за их гибель принимаешь на себя. Нет, не ты в ней повинна, не терзай душу. Война отняла наших детей.

— Дорогая, любимая моя, не береди рану, не кори себя, — шептал Ильин, гладил жену по голове. — У нас еще будут дети.

— Прости, Андрюша. Размякла… память растревожила, — отозвалась она, обвила его шею руками. — Я с тобою, и мне уже ничто не страшно.

Они успокаивали друг друга, говорили утешительные слова, благодарили судьбу, подарившую им эту случайную встречу. Но оба знали, что им отпущено всего три дня. Промелькнут они, Ильин вернется в свой полк, на боевые позиции, где гремит война, где кровь и смерть. А Наденька вновь уйдет в «засаду» и в дождь и в снег через оптический прицел винтовки станет выцеливать врага, приближая тем самым долгожданную победу.

Эта неожиданная встреча, как подарок судьбы, ощущение неизвестности, что будет с ними дальше, донельзя обострили чувства. Вдруг куда-то отодвинулась война, пережитое горе, их неудержимо повлекло друг к другу…

Потом он быстро уснул. Наверное целый час Надя лежала не шевелясь, опасалась потревожить его. Она с нежностью думала о нем, у нее сладко ныло в груди оттого, что он не забыл о ней ничего.

Когда-то, в пору их жизни на заставе, муж возвращался с границы донельзя уставший, измотанный долгим, изнурительным поиском и «без задних ног» валился в постель, а Надя смотрела, как тот спит. Ей и сейчас страстно захотелось взглянуть на его спящее лицо. Она поднялась, прибавила света в фонаре. Ильин повернулся на бок и неожиданно застонал.

— Тебе больно от моего рассказа? — прошептала она.

В это мгновение ей показалось, что по его лицу пробежали суровые тени, черты заострились. Что-то незнакомое появилось в нем, даже чужое, жестокое. Старалась объяснить себе: он столько претерпел невзгод, так много потерь было рядом с ним, людских страданий и горя.

Надя вдруг с какой-то неосознанной внутренней болью подумала о том, что сейчас между ними было, каким несуразным показалось ей это по отношению к погибшим детям. «Как он мог? Почему он так быстро успокоился? Где память, чувства, сердце?» — мысленно упрекала его, с ожесточением выискивая в лице Андрея бросившиеся ей в глаза чужие черты и одновременно думая о нем с исступленной, долго хранимой, перебродившей и выстоявшейся, как старое вино, любовью. Упрекая его, стыдила себя, вызывая в памяти и мучительно переживая картины собственного унижения, страдания и горя.

Забылась она не скоро.

Проснувшись утром, Надя лежала не двигаясь. В землянке стоял полумрак. Лишь в маленькое окно пробивался слабый свет. Она повернула голову. Ильин сидел у окошка, держа перед глазами карточку. Надя помнила этот снимок. Заезжий фотограф снимал их втроем на улице. Подул ветер, взлохматил волосы на голове Машеньки. Густые пряди опускались до самых глаз. На фотографии видны были только нос и улыбка дочки.

Надя пошевелилась после того, как Ильин спрятал карточку в карман и подавил судорожный, со всхлипом вздох, вытер глаза.

Вскоре появился Горошкин, как всегда шумный, напористый.

— Харчей-пропитания привез, — встряхнул он увесистый вещмешок. — Полк наш только что снялся. Полковник Стогов отправил меня к вам с машиной. На ней и догонять будем наших.

После завтрака они поехали за Волгу — на могилку к Машеньке. В обе стороны, насколько охватывал глаз, лежала широкая лента реки. Мороз и снег затянули во льду рваные пробоины. Весной полая вода сломает и унесет избитый лед, волны залижут шрамы по берегам, загладят следы минувшего жестокого сражения.