Олег Шушаков - И на вражьей земле...

Петр Галушка бросил торпеду вовремя и проскочил прямо над дымящей трубой японского линкора. Вихляя самолетом туда – сюда, он то нырял под трассу, то кренился, то скользил в бок… Мыслей не было. Он видел, как, дымя и разгораясь на глазах, самолет его лучшего друга и боевого командира, так и не отвернув, врезался в головной корабль и исчез в огне огромного взрыва… Глотая слезы, Галушка швырял свой ДБ из стороны в сторону до тех пор, пока не вырвался из этого ада. Крылья были в дырах, но движки гудели, и самолет летел… Боже мой… Что он скажет Галине?

Лейтенант Сухорученков смотрел на все происходящее издали, как ему и предписывалось «Наставлением по боевому применению разведывательной авиации», и тоже глотал слезы… Он не знал, кто были эти парни, погибающие у него на глазах, но не сворачивающие с курса. Но он знал очень многих из тех, кто шел в эту атаку…

А над ним вовсю шел бой между «ишаками» и палубными истребителями. И дымные хвосты расчертили небо во всех направлениях. Тут и там висели парашюты.

Нет, этот день ему не позабыть. Не знал еще лейтенант Сухорученков, что будет этот день сниться ему каждую ночь всю его оставшуюся жизнь…

В глубоком бетонном бункере командного пункта Тихоокеанского флота наркому ВМФ принесли сводку потерь. Кузнецов приказал соединить его с Москвой. Когда связь была установлена, он взял трубку и непроизвольно вытянулся по стойке «смирно»:

– Докладываю, товарищ Сталин! Силами Тихоокеанского флота набег вражеской «эскадры возмездия» на наши берега сорван! Противник понес очень тяжелые потери! Комбинированной атакой пикировщиков и торпедоносцев потоплен линкор и два тяжелых крейсера, один из которых взорвался, сильно повреждено три линкора и два тяжелых крейсера, один из которых потом затонул на переходе. Загорелись и затонули обе авиаматки. По докладам командиров подводных лодок потоплено три легких крейсера и четыре эсминца, подорвались на минах и затонули еще один легкий крейсер и один эсминец. В ходе воздушных боев сбито более двадцати самолетов противника.

– Очень хорошо, товарищ Кузнецов! Значит, не так сильны оказались на море эти милитаристы!

– Так точно, товарищ Сталин!

– А каковы наши потери?

– Наши потери составили двадцать семь торпедоносцев ДБ-3, четыре бомбардировщика СБ, двадцать истребителей И-16 и одиннадцать разведчиков МБР-2. С воды подобрано девятнадцать экипажей. Летчики и штурманы проявили массовый героизм и самоотверженность, товарищ Сталин! Во время боя было совершено пять огненных таранов!

– В кратчайший срок подготовьте представление о награждении всех отличившихся в этом сражении.

– Слушаюсь, товарищ Сталин!

Владивосток, середина августа 1939 г.

Когда лейтенант Полищук, по прибытии во Владивосток, явился в штаб ВВС флота и получил назначение младшим летчиком в четырнадцатый истребительный авиаполк, то очень обрадовался. Потому что заочно с этой частью породнился, крепко подружившись в поезде с Вовкой Малаховым, который служил комзвена первой эскадрильи именно в четырнадцатом ИАПе.

Так что, прибыв в полк и доложившись в штабе, он набрался смелости и попросился в первую эскадрилью.

Начштаба капитан Марченко удивленно приподнял бровь:

– А почему именно в первую?

– Ехал в соседнем вагоне со старшим лейтенантом Малаховым от самой Москвы, товарищ капитан. Подружились…

– Понятно… Ну, тогда не возражаю! Боевая дружба – это святое!.. Пойдешь, значитца, у нас в первую. Между прочим, у Малахова как раз одного ведомого не хватает. Лейтенант Блинов уехал на курсы командиров звеньев… Значитца, так… Куценко мы переведем налево, он уже достаточно в правых ведомых походил, набрался опыту, а тебя запишем направо, – капитан что-то чиркал у себя на схеме.

Старший лейтенант Малахов обрадовался назначению Николая в свое звено не меньше, чем он сам. Потому что еще в поезде ему очень приглянулся этот скромный худощавый паренек. Так что, попав в январе тридцать девятого в дружную семью морских летчиков, Николай был принят как родной и очень быстро и совершенно незаметно стал своим.

Первой эскадрильей четырнадцатого авиаполка командовал капитан Душин. Это был опытный боевой командир.

Но в морскую авиацию он попал не сразу. Призвавшись в двадцать девятом, красноармеец Душин для начала около года прослужил в артиллерийском полку. Служил бы и дальше, но однажды вызвал его военком и неожиданно сказал: