Олег Шушаков - И на вражьей земле...

Какая же ты дура! Ну, зачем ты тогда его поцеловала!

Николай сделал Аньке предложение. Чего и следовало ожидать. Никто и не сомневался. И Лешка-балбес женился на своей. Что было очень предсказуемо. Совершенно ясно… Даже слепому было видно, что у него от Томки башню сносит!

Почему же ты не вышел тогда на перрон вместе с ними?!

Это не важно!.. Никуда ты от меня теперь не денешься!

Татьяна сдаваться не собиралась… Ей было не все равно.

А Владимир вдруг начал узнавать не только военврача, а еще и эту стройную и красивую кареглазую девушку, которая ухаживала за ним все это время. Убирая, как за маленьким… Он смотрел на нее, и ему стало казаться, что он знал ее когда-то, и Владимир подумал: «Ну, вот, хоть кто-то знакомый будет рядом, когда будет надо».

Он уже устал сопротивляться этой непонятной женщине. Этим двум непонятным женщинам. В белых халатах. Которые не давали ему уйти, тихо и мирно. Никого не тревожа… Насовсем… Они… Она…

И вдруг он вспомнил о Наталье.

Татьяна сидела рядом с Владимиром и думала только об одном. О том, что она ни разу так и не сказала ему, как она его любит. А он то приходил в себя, то уплывал… Она чувствовала это по-женски, по-матерински, по-сестрински. Она чувствовала, когда он уходил, и держала его, не давая ему сорваться в пропасть, откуда не было возврата… Лишь бы он выжил!.. Она так его любит! Таня сидела рядом с ним и молилась, хотя не знала ни одной молитвы… Она придумала их сама, все эти молитвы! И, наверное, они помогли. Потому что взгляд его становился все более осмысленным, все более здешним…

И однажды он вымолвил чуть слышно:

– Наташа…

И тогда она заплакала. Тане хотелось убежать и спрятаться, но нельзя было оставить его ни на одну минутку. И она плакала, сидя рядом с ним, глотая горькие слезы и держа его за руку…

А когда пришла Рева, эта, самая сильная женщина в госпитале, и поправила ему подушку, и сказала, что теперь все будет хорошо, Татьяна все-таки не выдержала и убежала, всхлипывая… А военврач третьего ранга оглянулась на нее и сказала старшей сестре, сопровождающей ее на обходе, что, видимо, девочка устала и надо ее сменить.

А он смотрел на них и молчал. Двадцатилетний мальчишка, которого научили убивать людей, но никто еще не научил любить… Он потерял свою единственную любовь, едва ее найдя. Судьба отняла у него все… Но помиловала и оставила в живых, хотя за жизнь он и не цеплялся. Наоборот, он ее не хотел… Но молодой организм выдюжил. Владимир поправлялся не очень быстро, но уверенно…

Однажды в теплый октябрьский день Татьяна сменилась с дежурства. И, уходя, увидела его во дворе под тополями. И, не удержавшись, снова поцеловала без спросу…

Начальник первого хирургического отделения Читинского окружного военного госпиталя военврач третьего ранга Софья Зиновьевна Рева смотрела на них из окна с высоты своих сорока лет и вздыхала… Мальчик выкарабкался… И, слава богу… И конечно же он заслужил немножко любви. И эта девочка тоже заслужила… Рева видела, как она присматривала за этим раненым. Тогда она еще не понимала почему. Теперь поняла… Эх, молодость, молодость…

Многие раненые заглядывались на стройную фигурку и туго обтянутую белым халатом высокую грудь Татьяны. А она смотрела только на Владимира…

Но у них ничего не получилось.

Потому что он наконец вспомнил… Именно в этом госпитале он лежал в июне. Именно здесь он увидел тогда Наталью. О ней напоминали и стены, и потолки, и подоконники и конечно же тополя в госпитальном дворе… Он вспомнил все…

Начав ходить, Владимир познакомился с лейтенантом Рябцевым из соседней палаты. Федор Рябцев был комвзвода двести двенадцатой отдельной воздушно-десантной бригады. Он уцелел во время штурма высоты «Палец» в начале августа на Халхин-Голе, но через пару недель поймал-таки пулю в Чанчуне. Впрочем, ему повезло. То ли рука у снайпера дрогнула, то ли подтолкнул его под локоть Федоров ангел-хранитель, но самурайская пуля угодила в грудь, а не в висок, как это обычно бывало… В бессознательном состоянии Федора эвакуировали на ТБ сначала в Тамцаг-Булак, а затем в Читу. Как, собственно, и Владимира…

Сначала они просто сидели рядом на солнышке во дворе, и неспешно беседовали, вспоминая Халхин-Гол и Китай. Пока Владимир случайно не упомянул о том, что в авиашколе увлекался прыжками с парашютом. Когда Федор узнал, сколько у него прыжков, то раз и навсегда признал в нем своего.

Зашел как-то разговор и о двухсотой отдельной воздушно-десантной бригаде осназ, которую выбросили на Харбин в первый же день наступления Дальневосточного фронта.