Богдан Сушинский - Опаленные войной

Тогда лейтенант подумал, что про «школу разведчиков» Крамарчук просто-напросто приврал, чтобы командир не вздумал оспаривать его право пойти первым. Однако сейчас понял, что кое-какими навыками тот действительно владеет.

Ну а последним, успев передать оставленный пулемет кому-то из бойцов, пополз в ночь Петрунь.

Крамарчук продвигался медленно, пытаясь бесшумно достичь позиций врага, в то время как следовавшие за ним на некотором расстоянии лейтенант и бойцы, наоборот, открыли пальбу, вызывая на себя огонь тех фашистов, что засели на верхнем ярусе.

Небо было затянуто черными с сероватым отливом тучами. Моросил мелкий, по-осеннему холодный дождик, и поскольку видимость была почти нулевая, и те и другие стреляли, ориентируясь по выстрелам, по едва уловимым звукам, шорохам, по искаженным ночной теменью силуэтам, а чаще всего — наугад. Прикрывая этот лжепрорыв, Громов и Петрунь залегли в небольшой воронке, и вскоре слева от реки к ним начали подползать немцы. Ситуация становилась критичной. Нужно было отходить. Какое-то время Громов еще мог видеть, как, то замирая, то вновь оживая, отползали от них по пологому скату долины Ивановский и пулеметчики группы Степанюка. Но куда исчез Крамарчук — это оставалось для него загадкой. А значит, отходить нужно было без него.

— Так, может, мы тоже прорвемся, а, лейтенант?! — почти прокричал Петрунь, когда лейтенант приказал ему отходить к доту. — Они ведь уже прошли! Наши уже там!..

— Отходи, потом прикроешь меня, — будто и не слышал его Громов. И, бросив гранату за ближайший валун, выбрался из воронки вслед за Петрунем.

— Может, все-таки попробуем, а, лейтенант?

— Хорошо, пробуй. Я прикрою.

Но ударивший с верхней террасы пулемет на какое-то время прижал их обоих к земле, заставив буквально врасти в едва заметную ложбинку.

— А вы? — спросил боец, когда пулеметчики начали короткими очередями прощупывать пространство уже далеко впереди лейтенанта.

— Как же я оставлю дот? На кого? Иди, наши действительно прошли.

— Нет, сам я не пойду. Без вас — нет, — нервно затараторил связист. — Вот если вместе.

— Тогда к доту! — перебил его лейтенант. — Быстро! Основная группа, видно, напоролась.

В ту же минуту они услышали, как впереди вскрикнул кто-то из двоих пулеметчиков Степанюка. Потом крик повторился, но уже сильнее и отчаяннее.

— Все! — донеслось до них. — Прощай! Прикрою!..

И фашистский пулеметчик, и те, что наседали со стороны реки, сразу же начали стрелять на крик. Только это и помогло Громову и Петруню выйти из зоны огня.

Первый разорвавшийся между рекой и «Беркутом» снаряд, очевидно, поверг фашистов в изумление. Они не могли понять, откуда бьет это орудие, откуда оно вообще могло взяться. После разрыва кто-то даже закричал по-немецки: «Прекратить огонь, здесь свои!», полагая, что стреляют немецкие или румынские артиллеристы. Но орудие продолжало обстрел. Следующие снаряды легли уже на гребне, вызвав панику среди тех немецких солдат, которые отрезали путь прорывавшимся к лесу.

Однако эти пять выстрелов, сделанных орудием Шелуденко, уже не могли спасти ситуацию, сложившуюся на склоне. На верхней террасе и в долине почти одновременно взревело несколько моторов, и лучи мотоциклетных фар начали шарить по склону, высвечивая движение прорывающихся. К тому же в небо взвилось сразу несколько осветительных ракет. Метким выстрелом Газаряну удалось уничтожить один мотоцикл, вновь ожили два пулемета «Беркута», но против заслонов, выставленных фашистами на верхней террасе, они были бессильны.

— Назад! Отходить! — скомандовал Громов, уже находясь в окопе. — Всем отходить! Мы прикроем!

Но и сам он уже понимал, что подал эту команду слишком поздно.

Около второго часа ночи в дот приполз последний, кто сумел вернуться, — это был легко раненный в ногу боец группы Степанюка ефрейтор Загойный.

— Там еще кто-то отстреливается, сержант, — сообщил он Степанюку, когда тот вместе с Громовым подхватил его и втащил в окоп.

— Слышим, — ответил лейтенант. — Но кто это может быть?

— По-моему, кто-то из ваших. Возможно, старшина. Я крикнул ему: «Отходи!» Он ответил: «Не могу». Видно, тоже ранен.

— Сейчас выясним. Степанюк, Петрунь, за мной! — приказал Громов, осторожно выползая из окопа. Но как только они добрались до артиллерийских амбразур, там, на склоне, выстрелы затихли. Теперь стрельба доносилась только с верхней террасы, однако понять, что там происходит и кто отстреливается, уже было невозможно. Выждав под пулеметным огнем врага еще несколько минут, они поползли назад, к доту.