Глеб Булатов - Степь в крови

А в пресловутом возке, до поры укрывавшем наших героев от посторонних глаз, происходила полная драматизма сцена. Ошеломленный и совершенно потерявший душевное равновесие полковник Тишевский метал громы и молнии на стоявших перед ним и закрывавших выход Минина и Зетлинга:

– Как вы смеете! Это форменное безобразие! Разбой средь бела дня! Я, – он ударил кулаком себе в грудь, – полковник Добровольческой армии. Вы не смеете…

– Э, господин полковник, – Минин злорадно ухмыльнулся, – как видите, смеем. А вот вы зря так волнуетесь – все одно ваша песенка спета.

– Где вы были в ночь с Рождества на Сретение? – прохрипел Зетлинг. – Отвечайте, иначе мы будем вынуждены признать вас виновным в падении Верховной рады!

– Что за бред?! – Тишевский беспомощно развел руками. – Отпустите меня. Я все вам рассказал, мне нужно идти в штаб.

– Ну нет! – Минин вплотную подошел к полковнику. – О чем вы говорили с Глебовым?

– Ни о чем особенном.

– Зачем вы к нему ходили?

– Как зачем?! Он мой подчиненный. Мне доложили, что ему удалось спастись и вернуться в город. Я просто обязан был его проведать. По-моему, это естественно и ничуть не предосудительно.

– О чем же вы говорили с Глебовым? – настаивал Минин.

– Собственно, он пересказал мне историю своих злоключений и попросил отдыха. Я согласился и пожелал ему скорейшей поправки здоровья и возвращения в строй.

– Что же, он болен? – с нескрываемой иронией поинтересовался Зетлинг.

Зетлинг ясно понимал, что от Тишевского не добиться ничего путного. В конце концов, полковник имел все основания, чтобы посетить Глебова. Его нельзя было уличить ни в чем предосудительном. Но реакция Тишевского, страх в его глазах – все лишь подтверждало справедливость подозрений.

– Нервы, кажется. Так вы меня отпустите, или я могу считать себя арестованным?

Минин отступил от прижатого к стене полковника, обернулся и вопросительно взглянул на Зетлинга.

– Что же, – Зетлинг вырвал из блокнота лист, достал из нагрудного кармана химический карандаш и торопливо набросал несколько фраз. – Вы, как я вижу, честный офицер, но меры предосторожности неизбежны. Я прошу вас передать эту записку полковнику Вершинскому и в дальнейшем следовать его указаниям. Прошу, – Зетлинг сложил записку вчетверо и протянул ее Тишевскому.

– Конечно, я сделаю, как вы просите. Но учтите, что я не оставлю сегодняшний инцидент без последствий. И я рассчитываю, что командование сделает соответствующие выводы.

– Бесспорно, – Зетлинг распахнул дверь повозки и жестом пригласил полковника выйти наружу. – Но в свою очередь прошу вас без промедления явиться к Вершинскому с моей запиской. Не стану скрывать, что ее содержание напрямую касается вас.

– О чем же она, если не секрет?

– Записка содержит мою просьбу к полковнику временно отстранить вас от командования караульной службой и дать вам двухнедельный отпуск. Я же рассчитываю, что отведенное для отпуска время вы проведете безвыездно в Новочеркасске и всегда будете доступны для беседы. В противном случае, вы понимаете, мы будем вынуждены заподозрить вас в злом умысле.

Тишевский побелел от гнева, но, сдерживаясь, выпрыгнул из возка и дерганым шагом пошел прочь.

– А если сбежит? – равнодушно спросил Минин, словно интересуясь только для формы, сам прекрасно понимая задумку Зетлинга.

– Не сбежит. Он же видит, что у нас против него ничего нет. К тому же это не он, – Зетлинг покачал головой. – Слишком осторожен. Здесь гораздо более сложная игра, и дело не в том, кто знал о посольстве, но в том, кому была выгодна его гибель.

– Я того же мнения. Но все ж пойдем, проведаем нашего друга поручика.

Минин выпрыгнул из повозки и направился в сторону резного палисадника дома вдовы Лешковской. Но неожиданно остановился, увлекаемый Зетлингом в сторону.

– Гляди, – прошептал Зетлинг, – к Глебову новые гости.

К дому подошли двое. Это была барышня в поношенном платье цвета беж и фетровой шляпке и юноша в мышином сюртуке. У обоих были сконфуженные и сосредоточенные лица, причем юноша боязливо озирался; отворяя калитку, он кивнул головой кому-то в дальнем конце улицы. Зетлинг выглянул из-за повозки и в сотне шагов, под низкими ветвями старой ивы увидел мужчину, увлеченного разглядыванием дома вдовы Лешковской. Этот субъект имел вид необыкновенный для рыночной площади Новочеркасска. Он был высок, сутул и узок в плечах. Выражение благородного отчуждения лежало на его белом лице. В руке он держал трость и нервно переминался с ноги на ногу.