Свен Хассель - Направить в гестапо

— Постойте, — перебил, хмурясь, Старик. — Вы не рассказывали ему все это, а? Не рассказывали Билерту?

— Рассказывала, — беспечно ответила она. — Им было очень интересно, понимаете, и герр Билерт сказал мне, что Бент всегда был очень умным мальчиком, что его способности попусту пропадают на фронте, что они вызовут его в Гамбург и дадут ему повышение. Я хотела тут же написать Бенту, известить его, но они сказали, что не надо, что собираются устроить ему сюрприз.

— Конечно, — угрюмо согласился Старик. — И о чем еще вы говорили, пока были там?

— Ну… — Фрау Дрейер наморщила лоб, стараясь вспомнить. — Говорили о моем племяннике Дитрихе. Знаете, он учится на богослова. Видимо, герр Билерт почему-то счел, что он мог говорить плохие вещи о фюрере. Просил меня сказать, что говорил Дитрих, и я ответила, что не припоминаю, чтобы он что-то говорил. Тут герр Билерт, сильно рассердился и закричал на меня; я не могла понять, чем вызвала его неудовольствие, а другой человек укоризненно покачивал мне головой, и я пришла в такое замешательство, что не знаю, что бы сделала, если б телефон герра Билерта не зазвонил. Они оба выбежали с пистолетами, и я сидела в одиночестве, пока не пришел другой человек и не увел меня.

— Увел сюда? — спросил Легионер.

— Нет, — ответила фрау Дрейер. — Меня заперли в какой-то маленькой комнате, а потом пришли за мной и снова отвели к герру Билерту. Тут они записали все, что я говорила, и дали мне на подпись. — Она улыбнулась. — Когда я расписалась, снова подобрели. Дали мне кофе с кексом и сказали, что нужно обо мне позаботиться.

Мы безмолвно смотрели на нее. Просто не верилось, что на свете может существовать такая наивность.

— Интересно, скоро ли приедет за мной машина?

Она обратила свою жалобу к Старику, тот невнятно пробормотал что-то ободряющее и поглядел на нас. Мы зашаркали ногами и опустили взгляды.

— Когда у вас будет свободное время, — любезно сказала фрау Дрейер, — вы должны заглянуть ко мне в гости. Дайте знать заранее, я постараюсь испечь для вас ореховый торт. Мои ореховые торты нравятся всем мальчикам.

Мы промямлили слова благодарности, она улыбнулась нам, закивала головой на хрупкой шее, и тут, к нашему несказанному облегчению, веки ее опустились, и она погрузилась от усталости в сон, негромко, мерно похрапывая.

Порта закончил укладывать свои крапленые карты. Предложил поиграть, и мы согласились при условии, что воспользуемся колодой Барселоны.

Два часа спустя мы все еще играли — так увлеченно, что было почти невыносимо покидать стол даже на то время, чтобы сходить в туалет. Фрау Дрейер продолжала спать.

Игру нарушил нетерпеливый стук в дверь. Барселона пошел открыть, перед ним предстали двое людей в форме СД с автоматами.

— Хайль Гитлер! — сурово приветствовали они его. — У вас Эмилия Дрейер?

При звуке своего имени старушка проснулась. И заспанная, заковыляла к ним.

— Это машина за мной?

— Да, фрау. За вами. Собирайте вещи и пошли. Отвезем вас в Фульсбюттель.

— Фульсбюттель? — Она заколебалась. — Но я не хочу в Фульсбюттель. Я хочу домой.

Один из конвоиров засмеялся.

— А разве мы все не хотим?

— Но герр Билерт сказал…

— Герр Билерт сказал, что пришлет за вами машину, вот она подана. И в ней мы поедем на приятную прогулку в Фульсбюттель. Так что будьте умницей и пошевеливайтесь. Не хочу, чтобы пришлось применять силу к женщине, годящейся мне в бабушки.

И тут фрау Дрейер впервые начала смутно догадываться об истинном положении вещей. Дрожа, повернулась к Старику и протянула руки.

— Герр фельдфебель…

— Да хранит вас Бог, — сказал Старик, очень тихо и словно бы стыдясь себя. — Поезжайте с ними, фрау Дрейер. Вы ничего не можете поделать. Никто из нас ничего не может поделать.

— Да, конечно, — неуверенно произнесла она.

Старушка беспомощно постояла с минуту, ее морщинистое, старческое лицо дрожало. Мы подали ей пальто и сумочку, и она молча пошла за конвоирами. На одной туфле у нее развязался шнурок, толстые вязаные чулки сморщились на лодыжках. Массивная дверь лязгнула за ней. Мы услышали лязг и других дверей — арестованных выводили из камер. Их вели во двор и вталкивали в большие зеленые фургоны, которые повезут всех в Фульсбюттель.

В одном из них сидела старушка, даже теперь неспособная понять, какое преступление совершила.

В караульном помещении все молчали и прятали друг от друга глаза. Мы стыдились себя и своих мундиров.