Богдан Сушинский: Жестокое милосердие

Две доски в стенке сарая были выбиты. А сидевший у этой щели, на куче слежавшегося позапрошлогоднего сена, обер-лейтенант только позавчера за пьянство направленный в охранную роту из команды тылового обеспечения дивизии, машинально подносил ко рту флягу с польским коньяком и, отпивая маленькими глотками, не спеша, лениво размышлял о своей гнусной интендантской судьбе.

Погибель в этих партизанских краях его подстерегала чаще, чем любого строевика. Почему же тогда засевшие в тылу строевики и даже штабисты, не говоря уже о фронтовиках, все время смотрели на него как на последнее ничтожество, отсиживающееся в тылу за их спинами и откармливающееся за счет их пайка?

— Господин обер-лейтенант! Господин обер-лейтенант! — заглянул в дверь солдатик, прибывший в роту из пополнения лишь за неделю до самого обер-лейтенанта. — Посмотрите туда! Что это?!

— Это Россия, рядовой Зайдиц, будь она проклята, — меланхолично произнес офицер, не отрывая глаз от горлышка фляги.

— Нет, вон там… Вы все-таки посмотрите! — просунул рядовой винтовку в щель между досками.

Зрение у обер-лейтенанта было куда хуже, чем у этого восемнадцатилетнего юнца. Поэтому двигавшееся там странное существо в белом действительно показалось ему привидением.

— Что это там? — полусонно поинтересовался обер-лейтенант, делая свой очередной глоток особенно затяжным.

— Черноволосая женщина в белом саване! — испуганно проговорил солдатик. — Матерь Божья, это же настоящее привидение!

— Конечно же, привидение, Зайдиц, можете не сомневаться.

— Наверное, где-то здесь, неподалеку, кладбище.

— Кладбище — это да. Кладбищ на этой распроклятой земле хватает, — невозмутимо согласился обер-лейтенант, обменивая свою флягу на винтовку солдата. — Только не вздумай лакать коньяк, живодер охранный! — успел предупредить Зайдица, и так, не поднимаясь, прижал приклад к плечу.

После выстрела то существо в белом сначала как бы потянулось вверх к заиндевевшей кроне дерева, под которым застала его пуля, но, пока обер-лейтенант передергивал затвор, неожиданно исчезло.

— Где она, черт возьми?

— Это женщина, господин обер-лейтенант, — дрогнувшим голосом сообщил юнец-солдат. — Я видел: женщина! — Он искренне радовался, что в этот раз обошлось без привидений и что существо оказалось обычной смертной женщиной.

Обер-лейтенант снял перчатки и старательно помассажировал пальцами глаза.

— Все расплывается, черт возьми! Куда она девалась, рядовой?

— Там она, в ложбинке. Упала. Вы сразили ее, господин обер-лейтенант. Видите вон тот белый холмик?! Оказывается, это был живой человек, а я сначала решил, что привидение, и даже докладывать вам боялся.

— Там не могло быть человека. Это призрак, — ткнул офицер в руки солдата его винтовку. — Призрак, Зайдиц, призрак.

— Разрешите, я посмотрю.

— Валяй. Э-эй, ты, живодер, верни флягу! — окликнул солдата уже по ту сторону щели. — И запомни: то, что я пристрелил, не могло быть человеком. В этой стране уже давным-давно не осталось никаких людей. Россия — страна вампиров и призраков.

Автоматная очередь сбила иней с веток яблони, под которой лежала женщина в саване. Пули второй очереди просвистели у парня над головой. Но любопытство оказалось сильнее страха. Он кричал: «Не стреляйте, я германский солдат! Мы убили партизанку!» И, пригнувшись, выставив далеко вперед винтовку, все подступал и подступал к таинственному белому холмику на сером снегу. С другой стороны, растянувшись жиденькой цепью, к рощице подходили те, что патрулировали у моста.

Да, это была девушка. Черные волосы с седой прядью. Какое-то странное, действительно похожее на саван, белое одеяние. И совершенно несуразные рядом с ним большие солдатские сапоги. Таким же неожиданным было для солдатика и расползавшееся по груди женщины густое бурое пятно.

Когда парень с опаской наклонился над ней, девушка еще была жива. Она открыла глаза и попыталась приподнять голову.

— Андрей… Спаси меня, Андрей… — вслушивался он в чужие непонятные слова.

Солдатская цепь безразлично расступилась возле ложбины, над которой стоял Зайдиц, и пошла дальше, к селу. Лишь чуть приотставший унтер-офицер завернул к нему и, дохнув в лицо шнапсом, пророкотал:

— А ведь эта русская красотка, кажется, еще жива.

— Кажется, да, — признал Зайдиц.

— Что ж ты так поторопился? Надо было сначала хорошенько отжарить ее, а уж затем пристрелить.