Аурел Михале - Тревожные ночи

Ближе к полуночи я приказал перетащить пулемет на прежнее место, у входа в ложбинку.

— Отсюда лучше вести наблюдение, — пояснил я солдатам. Но самому себе я сказал: «Надо быть ближе к ним. Как можно ближе…»

К нашему удивлению, ночь проходила спокойно, устрашающе спокойно. Не слышно было привычного рокота, звучавшего для нас в последние ночи как призыв. Над долинами и холмами, над погруженными в темноту окопами царила первозданная тишина. Она была так глубока и всеобъемлюща, что казалось, вот-вот мы услышим дыхание всех этих сотен тысяч людей, притаившихся, подстерегающих друг друга. Напряжение будто было разлито даже в воздухе, ощущалось в самом неуловимом движении времени… Словно боясь нарушить эту тишину, никто из нас не проронил ни звука. Какая-то ночная птица пролетела над долиной, шелест ее крыльев прозвучал зловеще, предостерегающе.

— Господин сержант, — шепнул мне Жерка. — Мне страшно.

Я подполз к нему и нащупал в темноте его дрожащую на пулемете руку.

— Почему тебе страшно? — спросил я.

— Черт его знает почему, — ответил он нервно. — Никогда в жизни не было мне так страшно.

Я продолжал молча гладить его руку. На наш шепот подползли и остальные бойцы. Тесной кучкой сгрудились мы позади пулемета. Я чувствовал, что каждый ищет поддержки другого. Так мы просидели около часа. Приближался рассвет. По опыту своей многолетней фронтовой жизни я знал, что это наиболее благоприятное время для перехода через линию фронта. И я знал также, что такие решения нужно осуществлять немедленно… Сжав изо всех сил руку Жерки, я сказал ему шепотом, но так, чтобы слышали и остальные:

— Мы решили бежать к русским.

Он вздрогнул, но я, не давая ему опомниться, продолжал:

— Что ты намерен делать? Пойдешь с нами или останешься здесь?

Жерка оглянулся и испытующе посмотрел на остальных. Он не подозревал, что и для них мой вопрос был таким же неожиданным. Молчание бойцов усилило его смятение. А когда он увидел, что Чиоча и Пынзару уже схватили винтовки и привстали на одно колено, готовые тронуться в путь, то бессильно прошептал:

— Пойду…

Мы поползли гуськом вниз по ложбинке, с трудом пробираясь через густой кустарник. На переднем крае по-прежнему царила тишина. Впереди и позади нас была тьма, угрожающая, непроницаемая. Спустя несколько минут мы вступили на «ничейную» землю. Казалось, мы были единственными живыми существами в этой пустыне. Мы ползли осторожно по мокрой от росы траве.

Добравшись до долины, мы сделали остановку. Локти и колени болели. Но нам нельзя было терять времени — темнота уже начинала редеть, вот-вот должен был наступить рассвет… Мы подошли к подножию холмов по ту сторону долины и стали подбираться к окопам русских. Но едва успели мы проползти несколько шагов, как воздух взревел от грохота бесчисленных орудий. В то же мгновение на холм, который мы только что покинули, и на соседний, где окопались немцы, обрушился шквал огня и железа. Земля сотрясалась от взрывов. Стало светло как днем. Тысячи и тысячи снарядов из орудий, минометов, «катюш» проносились над нашими головами. Затем в игру вступили пулеметы, завесой трассирующих пуль скрывшие от наших глаз немецкие окопы. Потом мы услышали гул моторов и лязг гусениц приближающихся танков. Похолодев, мы всем телом припали к земле, боясь дышать, боясь думать.

Вскоре со всех сторон услышали мы громовое, продолжительное, бесконечное «ура». Мы поднялись с земли с белыми как мел лицами, с затуманенным, потерянным взглядом.

Мимо нас прошла советская пехота — первая, вторая, третья цепь… Прошли и танки с красными звездами на башнях, могучие, всесокрушающие… Все шли и шли новые нескончаемые ряды советских бойцов. Но ни у кого из них не было времени для нас. Мы остались позади, перепуганные, толком не понимающие, что, в сущности, произошло. К охватившему нас изумлению в равной мере примешивались и страх, и надежда.

Всю ночь на 23 августа мы в беспорядке блуждали в тылу своих позиций. Огненный шквал, внезапно обрушившийся на линию нашего фронта, все усиливался, охватывая оставленные нами окопы и траншеи. Небольшими группами, по семь — восемь человек, мы бросались то в одну, то в другую сторону, пока не встречались с такими же группами людей, в панике бегущих неизвестно куда. Мы смешивались с ними и снова устремлялись туда, где глубокая темнота ночи казалась нам более безопасной. Однако и там мы натыкались на таких же, потерявших голову румынских солдат. Толпа бегущих росла, вбирая в себя все новые и новые мечущиеся из стороны в сторону группы людей. Время от времени мы на мгновение останавливались и, переводя дыхание, ошалело смотрели в сторону фронта. Все кругом горело. Не знаю, как это случилось, но мы оказались в кольце разрывов, которое охватило нас, словно огненный пояс.