Алекс фон Берн - Колонна Борга

Швальбе убедился, что все его сокровища на месте, и облегченно вздохнул. Хорошо, теперь надо вернуться на шоссе!

Проклятое шоссе никак не обнаруживалось. Отчаявшись, Швальбе решил спрямить дорогу и свернул в кусты. Ну он же все-таки не идиот и отлично помнит, что шоссе — строго на запад! А за шоссе — река. Заблудиться невозможно!

Рассуждая так, Швальбе продирался сквозь кусты, и вдруг почва ушла у него из-под ног. Он даже не успел понять, что произошло, как уже погрузился с головой в воду. К счастью, нога уперлась в камень на дне, Швальбе с силой оттолкнулся и выскочил на поверхность, кашляя и отплевываясь. Он поплыл вдоль берега, нашел низкое место и выполз на камни совершенно обессиленный. Холод весенней воды бросил его в дрожь. Стуча зубами, Швальбе снял сапоги, вылил воду. Отжал носки. Но теплее не становилось. Дрожь усилилась настолько, что Швальбе скрутило в конвульсиях. И тут вдруг сознание пронзила мысль, от которой Швальбе мгновенно бросило в жар. «Папка! Где папка?!»

Папки не было.

Дрожь исчезла, как будто ее и не было. Швальбе бежал вдоль берега, надеясь на чудо: что папку течением выбросило на берег или что она плавает на поверхности воды, терпеливо дожидаясь владельца. Но чуда не случилось: зловредная еврейская магия действовала исправно.

Рассвет застал скорчившегося и обессилевшего Швальбе на берегу. Лучи весеннего солнца пригрели мокрую спину гестаповца. Он вышел из оцепенения; поднялся, постанывая от боли в затекших ногах, и побрел вдоль берега.

Швальбе выбрался на шоссе, и тут выяснилась причина его ночной ошибки. Там, где от шоссе отходила грунтовка, шоссейный асфальт метров на двадцать сменялся гравием: видимо, в этом месте просела часть покрытия и яму просто засыпали. Швальбе вновь побрел по грунтовке, уходящей в горы. Через некоторое время он вышел на поляну с двухэтажным домом. Швальбе почувствовал голод, достал из кобуры парабеллум и, крадучись, пробрался вдоль стены к двери. Дверь оказалась не заперта, и Швальбе, распахнув ее пинком ноги, ворвался в помещение.

В довольно просторной гостиной за столиком у камина сидела пожилая пара и пила кофе. Мирную идиллию добропорядочного сельского утра грубо нарушила суровая военная реальность.

— Сидеть! Кто еще в доме? — крикнул Швальбе.

— Никого нет, — заверил побледневший от ужаса хорошо упитанный хозяин. — Боже мой, не стреляйте! Мы немцы!

Услышав это, Швальбе немного успокоился. Оказалось, что Швальбе вышел к небольшой туристической гостинице, владельцем которой и являлся перепуганный толстяк господин Мюллер. До войны гостиница пользовалась успехом у любителей местных красот, а во время войны вермахт устроил в доме санаторий для высших офицеров. Но с осени 1944 года гостиница опустела, и теперь пожилые хозяева, распустив прислугу, коротали дни в одиночестве.

В распоряжение изнуренного ночными приключениями Швальбе немедленно предоставили спальню с ванной комнатой. После горячей ванны Швальбе переодели в теплое шерстяное белье и роскошный шелковый халат, покормили горячим завтраком с восхитительным натуральным довоенным кофе — настоящим мокко! Жена хозяина забрала мундир и сапоги, пообещав все высушить и вычистить. Усталый, но умиротворенный Швальбе заснул в своей спальне сном младенца, не забыв, впрочем, сунуть под подушку парабеллум.

Швальбе проспал до обеда, который для военного времени отличался просто неприличным великолепием: прекрасный айсбайн, замечательное пиво и куча разных вкусностей. Выросший в суровое послевоенное время берлинский парень Швальбе никогда не ел такой вкуснятины. Поразмыслив, он решил, что в гостеприимном истинно арийском доме Мюллеров можно задержаться до завтрашнего утра, тем более что мундир и сапоги еще не совсем просохли после ночного купания.

Удобно устроившись в кресле возле открытого окна и наслаждаясь свежим весенним воздухом, Швальбе вдруг увидел направляющегося уверенной походкой к дому британского офицера. В первый момент Швальбе подумал, что он незаметно для себя задремал после обеда и ему это снится. Но громкие голоса внизу вывели его из состояния оцепенения, и Швальбе заметался по комнате в поисках куда-то запропастившегося парабеллума. Когда он услышал голоса в коридоре, то совсем потерял голову и нырнул под кровать. Под кроватью оказалось пыльно, и Шальбе чихнул, больно ударившись о раму. Пружины кровати отозвались печальным звоном, и тут Швальбе вспомнил, что парабеллум так и остался лежать под подушкой. Он попытался нащупать пистолет рукой, и тот с глухим стуком упал на прикроватный коврик. Швальбе замер в ужасе, ожидая, что в комнату сейчас ворвутся «томми» и изрешетят его из автоматов, но голоса в коридоре стали удаляться.