Владимир Андреев - В день первой любви

Лубянов прекрасно понимал, что танкетки неуязвимы, что следует подпустить их ближе и что вообще винтовочный огонь для них не страшен. Губительны только гранаты и бутылки с бензином, конечно в случае удачного попадания. Приложив ладони к губам в виде рупора и обернувшись к солдатам, Лубянов крикнул, чтобы не стреляли. И, словно услышав его крик, танкетки почему-то вдруг развернулись, выехали на шоссе и помчались по нему, подняв клубы желтовато-черной пыли.

Лубянов неотрывно глядел на удалявшиеся танкетки, потом, когда они окончательно скрылись из глаз, ткнулся мокрым от пота лицом в бруствер и, обессиленный, медленно опустился на дно окопа. Сидел согнувшись, ничего не слыша и не видя. В этом узком земляном пространстве он сейчас будто оторвался от остального мира: только он, Лубянов, и этот окоп, только его ослабевшее, вздрагивающее тело и эта земля, осыпавшаяся при малейшем движении.

Между тем обстрел постепенно прекратился, и в лес снова пришла тишина. Во взводе оказалось пятеро раненых. Их перевязали и унесли в глубь леса.

Подошел сержант Кажаев. Не глядя в лицо Лубянову, тихо сказал:

— Спирин умер.

— Что?

— Спирин умер, — негромко повторил Кажаев, по-прежнему глядя в сторону.

— Где он?

— Там, — Кажаев показал рукой в лес.

Лубянов тотчас же пошел в указанном направлении. Еще издали он увидел, что трое солдат и старшина Гурьев собираются опустить завернутое в плащ-палатку тело Спирина в могилу. Увидев быстро приближающегося к ним лейтенанта, они остановились.

— Вы что, товарищ лейтенант? — спросил Гурьев.

— Пришел попрощаться, — пояснил Лубянов и после небольшой паузы добавил: — Мой помощник.

— Истек кровью, бедняга, — заметил Гурьев. — Хотите посмотреть?

— Не надо, — быстро проговорил Лубянов, краем глаза разглядывая вытянувшееся под плащ-палаткой тело своего помкомвзвода. — Документы взяли?

— Взяли, как же. Вот. — Старшина порывисто дернул ремешок полевой сумки и достал обернутую в газету книжечку.

Лубянов полистал ее, не читая, и вернул старшине.

— Больше ничего нет?

— Документов больше нет, — ответил Гурьев. — Есть несколько писем.

— Покажите.

Гурьев снова рванул ремешок полевой сумки, извлек оттуда тонкую пачку писем.

— Это все?

— Все.

Лубянов жестом показал в сторону могилы, — дескать, хороните. Солдаты неумело взялись за концы плащ-палатки, Гурьев с Лубяновым поддерживали тело Спирина посредине. Опустили его в могилу. Гурьев дал знак рукой — и солдаты взялись за лопаты.

«Вот и все, — подумал Лубянов, глядя на спорую работу солдат. — Был сержант Спирин, в гражданской жизни районный фининспектор, и нет его…»

— Я напишу его родным, — произнес Лубянов каким-то извиняющимся тоном. — Письма останутся у меня.

— Хорошо, — ответил Гурьев, деловито следя за работой солдат. — Только почты-то здесь нет, товарищ лейтенант. Как будете посылать?

«Действительно, почты здесь нет. Как это не пришло мне в голову?» — Лубянов поглядел на Гурьева тяжелым, отрешенным взглядом.

Поздышев спустился в окоп, посмотрел в бинокль направо, налево, прислушался к далекому гудению самолета.

— Скажите, Лубянов, солдаты все понимают?

— Что вы имеете в виду?

— Ну, обстановку, наше положение.

— Конечно, понимают.

— Не паникуют?

Лубянов пожал плечами:

— Вроде нет, не замечал. Не до этого, знаете…

— Надо сказать солдатам, что мы с часу на час ждем помощи, — проговорил Поздышев, беспокойно оглядываясь по сторонам. — Вы меня поняли?

— Понял.

— С часу на час. Только надо продержаться немного. К нам обязательно придут на выручку.

— Понял, — повторил Лубянов, устало глядя в глаза Поздышеву.

— Ну а в случае чего, лейтенант, — выход у нас один. — Поздышев поморщился. — Берегите патроны, не стреляйте по дальним целям — бесполезно. — Поздышев протянул Лубянову руку и крепко пожал ее.

До вечера по шоссе прошли сотни танков и автомашин с пехотой. Лубянов даже перестал считать. В автомашинах с удлиненными бортами ехали солдаты, горланили песни; почти не умолкали губные гармошки. Весь этот поток техники и людей мчался в глубь страны, на восток, откуда уже не доносилось ни одного выстрела. Там небо бороздили тяжелые «юнкерсы» и быстроходные «мессеры», оставлявшие за собой тонкий, подвывающий свист.

На опушке леса дополнительно были вырыты щели для сторожевых постов. Лубянов не вылезал из окопа. Глядя на двигавшиеся в два ряда по шоссе колонны немецких автомашин, танков и мотоциклистов, думал о словах Поздышева насчет помощи с востока. Говорить об этом солдатам он посчитал ненужным. Что это даст? Ему все равно никто не поверит.