Фриц Вёсс - Вечно жить захотели, собаки?

Верховный главнокомандующий Адольф Гитлер неустанно поносил своих военных противников как дилетантов и идиотов, а сам не придавал значения реальной опасности.

С сегодняшнего утра, как и ожидалось, русский паровой каток пришел в движение, и уже после первого дня ясно, что немецкое командование более не является хозяином положения.

Волна холодного воздуха заставляет Виссе почувствовать, что дверь бункера открылась. Попона перед дверью отодвигается несколько в сторону, и в щели показывается голова в огромной меховой шапке. Настоящая разбойничья физиономия у этого парня. Под густыми бровями, сросшимися у переносицы, чуть косо расставленные, темные, сверлящие глаза, глубоко запрятанные в жирных складках пышных щек. Высокие скулы, плоский нос, черные, как уголь, монгольские усы, полумесяцем спускающиеся над углами широкого рта с чувственными и упрямыми губами, мощный, угловатый подбородок — человек выглядит, как потомок Чингисхана. Ничего от гордого, властного облика римлянина, присущего многим румынским офицерам из господ. В нем явная примесь славянской крови, как у румынских крестьян и пастухов.

— Майор Мораро! — восклицает Биндер.

Закрывая за собой дверь, с беззвучным смехом, входит майор Мораро. Его глазки подмигивают от удовольствия; каждого он окидывает взглядом. Свой карабин держит как трость в кулаке. Майор Биндер переводит для немцев.

— Да, но как вам удалось пройти через русские линии, Мораро? — Генерал качает головой, столь невероятным кажется ему все это.

Безе рассказал Виссе, что румынские офицеры не жалуют майора из-за его грубоватого, своевольного поведения, из-за вспыльчивости и необузданности.

Он совсем не светский человек, все делит со своими солдатами, пьянствует с ними, играет с ними в карты и при этом, деспот с жестоким юмором, сохраняет железный порядок в своем батальоне. Виссе охотно верит, что этот человек, если его гигантские силы разрядятся в гневе, может быть необузданным, бушующим чудовищем. С его хитрого, дерзко-смелого разбойничьего лица не сходит ухмылка. Заметно, что он заставляет себя умерять свой пылкий темперамент и быть добродушным.

— Как я рад! — Генерал действительно рад и другие офицеры, которые в спокойные времена его не очень жалуют, сейчас демонстрируют живейшее участие, ибо он, казалось бы, уже обреченный, вдруг оказывается среди них, свежий и оживленный, словно пришел с прогулки, а не из ада тяжелейшей битвы.

Виссе приятно удивлен, услышав голос майора: благозвучный, располагающий, интеллигентный и его спокойную, сдержанную манеру говорить.

— Майор замечательно поет, у него великолепный, мощный баритон! Но горе, если он заорет, тогда дрожат стены, — с улыбкой замечает Биндер.

Мораро рассказывает:

— Мы держали свой участок фронта во всю его ширину со всеми позициями. Где Иван нас выгонял, там мы атакой штурмовой группы снова отвоевывали свои бункеры и траншеи. Артобстрелы не принесли нам сильных потерь, и большинство бункеров и позиций с боеприпасами и техникой сохранились!

— Потому что они глубоко встроены в склон и хорошо укреплены! — с удовлетворением замечает генерал.

— А как мои парни кляли все на свете, что должны рыть окопы, надрываться, в то время как их приятели у Попеску полеживают себе на животе!

— Но сегодня-то, небось, они порадовались?

— Во время танковой атаки сопровождающая пехота была уничтожена или отброшена. Из прорвавшихся танков, восемь Т-34 были уничтожены магнитными минами, которые я добыл, и трофейными бутылками «Молотов-коктейль»!

— Вы тоже какой-нибудь из них кокнули? — спрашивает с улыбкой капитан Станческу.

Непрерывно блуждающая на лице Мораро легкая усмешка превращается в издевательскую ухмылку, и он поднимает три пальца левой руки.

— Пока я мог поддерживать связь с соседями слева и справа, мои потери были невелики. Но когда справа от меня 1-я пехотная дивизия под натиском штурмующих русских просто растворилась, превратилась в ничто, а слева от меня не выдержал Попеску, то и мне пришлось весь день на открытых флангах отражать тяжелейшие атаки, и к вечеру мои потери убитыми и ранеными составили пятьдесят процентов.

Майор стал густо красным, и чувствуется, что надвигается взрыв гнева, который генерал пытается смягчить собственным гневным бурчанием и энергичными жестами.

— Боеприпасы, продовольствие, санитарный и горючий материал — всего я запас столько, что мог спокойно продержаться еще четыре-пять дней. Поскольку оружие погибших и раненых я не оставлял врагу, то у меня и этого добра было навалом. Все раненые, насколько возможно, собраны вместе, им оказана помощь, они защищены от холода. Погибшие предаются земле, как раз теперь, когда на фронте спокойно; позиции расчищаются от развалин, а там, где они разрушены или повреждены, снова ремонтируются. Несколько человек из 1-й дивизии примкнули ко мне. О самой дивизии ни слуху ни духу.