Фриц Вёсс - Вечно жить захотели, собаки?

— Я хотел стать врачом в Клаузенбурге, как мой отец, и уже записался в Венский университет, когда началась война. Если бы я только знал заранее, что мы тут натворим! Боже мой, Боже мой! — Всхлипывая, лейтенант закрывает рукой глаза, его трясет от этого безмерного ужаса.

Виссе отводит его руку от глаз.

— Почему же? Мы намеревались спасти от уничтожения и освободить наших окруженных товарищей. Можно было догадаться, что при этом придется стрелять и будут гибнуть люди. Мы пошли добровольно и доказали свою смелость и свое солдатское достоинство!

— Да, но!..

— Что: но? Мы показали себя настоящими бойцами. Одним внезапным нападением уничтожить и обратить в бегство противника, чьи силы примерно в десять раз превосходили наши! То, что враг, несмотря на свою силу, оказался побежденным, это его вина и наша заслуга. Мы спасли от такой же участи своих камрадов! — Виссе показывает на мертвых. — Тысячи наших сегодня погибли, и фронт разорван! Если мы не будем защищаться, то завтра, вероятно, будем вмяты в землю вражескими танками. Вперед, вы, усталые воины! — кричит Виссе походной колонне, которая, растянувшись, медленно бредет по мертвому полю: мрачная кучка людей, залитых лунным светом. — Вы должны увидеть и эту сторону славной победы!

— Никогда в своей жизни я не избавлюсь от этого чудовищного воспоминания! — с трудом выдавливает из себя лейтенант.

— Тогда сохраните и более приятное воспоминание о себе как о герое! А я и не хочу избавиться от этого воспоминания, и потому я снова возвращаюсь той же дорогой, чтобы из меня не получился старый хвастливый болтун, который своими речами будет загонять других на следующую прекрасную войну!

Лейтенант не может опомниться и заклинающе поднимает руки:

— Я вообще не понимал, что делаю. Это просто произошло как бы само собой!

— Думаете, я знал, господин лейтенант? Человек только тогда становится настоящим солдатом, пригодным для боя, когда он уже не знает, что творит! Это спасает его, дает ему победу и освобождение от вины, которую иначе невозможно было бы выдержать, — ведь он действовал бессознательно, инстинктивно и правильно!

Они идут по колее, оставленной самоходками. И словно по рельсам скользят мысли Виссе.

«В бою, когда осуществляется последнее решение, правильно действует не тот, кто лучше мыслит, а бестия с его опытом и инстинктом.

Поэтому никто так не ненавидит и так не боится войны, как солдат!

Быть человеком, человечность, как мы ее себе представляем — это утопия, прекрасный сон…

До сих пор я открыл только четыре типа человека! Смелые мечтатели, которым дорога идея человечности.

Люди, извлекающие из войны пользу, которые из трусости требуют человечности от противника, лжецы, которые играют человеческую комедию, чтобы скрыть за ней свое зверство, и солдаты. Они единственные, кто без всякого философствования действуют правильно и сражаются и умирают во имя человечности.

Я солдат; я знаю, что как солдат действовал правильно. Но я и приверженец единственной великой идеи человечности, поэтому я возвращаюсь на месте событий, чтобы понять, справедливо ли я действовал.

И только теперь мне становится ясно: когда горел гигантский танк, внутри был часовой. В моих ушах остается и навсегда останется смертельный крик, который он издал. Я отчетливо вижу его руки, которые судорожно цепляются за край люка, вижу, как он, терзаемый смертью, пытается высунуть голову из люка, но уже не в силах выбраться из танка, падает обратно и заживо сгорает.

Я отчетливо вижу перед собой красноармейцев, которые, присев на корточки, пытались защитить головы руками, прежде чем падали мертвыми. Я видел, как разбивали их черепа и как выпадал наружу мозг.

Там был один, который бросился на землю и руками и ногами бился, сопротивляясь, когда его забивали насмерть.

Я видел русских солдат, которые защищались голыми руками и пытались отнять у румын штыки и винтовки, и я видел, как их закалывали и убивали.

Один русский убегал от самоходки, он бежал, не петляя, не уклоняясь в сторону, упал и был раздавлен гусеницами. Сквозь шум моторов и лязганье цепей я слышал, как хрустели и ломались его кости. И я вижу перед собой русского в балке, который, опустившись на колени, поднимает руки, моля о жизни, складывает руки на груди, но и его безжалостно убивают. Я не хочу этого забывать, и это всегда будет перед моими глазами. Я должен это выдержать, чтобы быть достаточно сильным и оставаться человеком.