Это страстное желание объяснялось моим положением в Первом Третьего — я ведь был там не только самым молодым из офицеров, но и аутсайдером, а быть таковым в одной из самых сплочённых частей морской пехоты неуютно. Первый Третьего был «перемещаемым» батальоном, т. е. переводился с места на место в соответствии с принятой в морской пехоте системой ротации частей, которая в период между войнами в Корее и Вьетнаме должна была обеспечивать как высокий уровень подготовки, так и esprit [18] Esprit de corps, см. выше — АФ
в войсках, дислоцированных в зоне Тихого океана. Группа ветеранов, офицеров и сержантов — таких как сержант Кэмпбелл — образовывала ядро каждого из таких батальонов. Солдатские казармы пополнялись рядовыми, вместе прошедшими начальную подготовку, общежития для младших офицеров — лейтенантами, выпустившимися из Куонтико в один и тот же год. Таким образом, получалось, что морпехи в «перемещаемой» части были связаны чем-то общим со дня поступления на службу, и, как правило, служили в этой части всё оставшееся время, года три. Половину этого времени они проходили подготовку в 1-й дивизии в Кэмп-Пендлтоне (штат Калифорния), а затем отправлялись на кораблях на Окинаву, где проводили тринадцать месяцев службы в Юго-Восточной Азии в составе 3-й дивизии. Они всё делали вместе, и везде были вместе, сообща переносили одни и те же трудности и испытания, и поэтому дух товарищества в их среде был весьма крепок. Подобно клеткам в живом организме все морпехи, отделения, взводы и роты были неотделимы друг от друга, образуя единое целое — батальон, с его собственной жизнью и духом.
Всё это было характерно, по крайней мере, для морпехов Первого Третьего. Их личные особенности были неотделимы от особенностей батальона, он был ими, и они были им, и в их глазах это был лучший батальон в лучшем из видов вооружённых сил, элита из элит. Этот дух клановости, сектантства был почти материально ощутим. Я понял это с самого начала, и мне было неприятно ощущать себя чужаком. В столовой я чувствовал себя подобно гостю в некоем закрытом мужском клубе — не то чтобы нежелательным, но и полноправным членом этого клуба я не был.
Моим «родным» подразделением была штабная рота полка, откуда меня направили в Первый Третьего на девяносто дней, и в течение этого срока я должен был послужить на командной должности, чтобы получить аттестацию по своей военной специальности. Это означало, что я был просто придан батальону, но не назначен в него насовсем. А по истечении этих девяноста дней меня, скорей всего, должны были отозвать обратно в штабную роту на какую-нибудь скучную штабную должность. Тем не менее, мне сообщили, что такой исход можно отложить, и даже вовсе его избежать, если батальон примет меня как своего. А это, в свою очередь, зависело от того, смогу ли я продемонстрировать свою компетентность в приемлемой степени, и завоевать уважение как подчинённых в своём взводе, так и офицеров-однополчан. Достичь обеих этих целей было нелегко. Другие командиры взводов в роте «Чарли» — Глен Леммон, Брюс Тестер и Мэрф Макклой — уже имели опыт командования от года до двух, в то время как у меня его не было совсем. На их фоне я выглядел неумехой, дилетантом, не знающим элементарных вещей. «Синей пастой!» — сказал старшина роты, оконфузив меня перед лицом писарей, рядовых и сержантов. «Вас совсем уж ничему не учат?» Относились ко мне как к обычному желторотому лейтёхе.
* * *
По лагерю ходили слухи о том, что нас могут отправить во Вьетнам. Процесс отправки туда войск уже начался, в начале месяца роту «Дельта» послали в Дананг обеспечивать внутреннюю безопасность на американском объекте. Командировка эта была скучная и, по официальным утверждениям, временная. Однако неофициально говорилось о том, что оставшаяся часть Первого Третьего в скором времени тоже отправится во Вьетнам. Но недели проходили одна за другой, ничего не происходило, и я почти уже отчаялся вообще когда-нибудь побывать в бою.
В феврале роту отправили в район зимних учений. Места, в которых мы учились воевать с партизанами, представляли собою горы, заросшие джунглями. Для меня это было первым полевым испытанием, и я так сильно хотел его пройти, так боялся совершить какую-нибудь, даже мельчайшую ошибку, что всё путал, по крайней мере, поначалу. Я постоянно сомневался при принятии решений, и отдавал приказы, которые взвод зачастую не понимал. Руководить патрульными группами в джунглях Окинавы оказалось намного труднее, чем в лесах вокруг Куонтико, которые по сравнению с местными зарослями казались окультуренными парками. Я несколько раз едва не заблудился, подтвердив тем самым правоту старой военной поговорки, гласящей, что самое опасное явление на свете — второй лейтенант с картой и компасом. Окончательно я опозорился во время выполнения учебного задания, в которое входила «атака» на учебный партизанский лагерь. Пока взвод дожидался команды выдвигаться на исходный рубеж для наступления, Кэмпбелл «зажёг курительную лампу» [19] Выражение, означающее «разрешение на курение», возникшее ещё во времена парусного деревянного флота — АФ
, явно из-за того, что ему самому захотелось перекурить. Увидев, что он закурил, я решил, что так и надо, и тоже достал сигарету. Но едва я сделал первую затяжку, как из бамбуковых зарослей возник разъярённый инструктор.
Читать дальше