Михель Гавен - Месть Танатоса

Под давлением Шелленберга, при постоянном противоборстве с Кальтенбруннером и Мюллером, Гиммлер все-таки распорядился освободить несколько видных лиц из числа евреев и французов. Гитлер тут же издал два приказа, согласно которым всякий немец, помогший бежать еврею, французу или американцу, немедленно расстреливался, — обо всех попытках к бегству требовалось докладывать фюреру лично.

Над Вальтером Шелленбергом нависла смертельная угроза. Он мог быть арестован в любой момент. Но бригадефюрер не сдавался — он понимал, что отступать уже некуда. Во время последнего приезда Мюзи в Берлин он сделал еще одну попытку найти выход. Он предложил Гиммлеру потребовать у союзников четырехдневное перемирие и использовать его для того, чтобы организованно перебросить через линию фронта всех евреев и перемещенных лиц других национальностей, показав тем самым благородные намерения Германии.

Шелленберг чувствовал, что если бы такое перемирие было предложено по дипломатическим каналам, оно было бы принято союзниками. Однако у Гиммлера не хватило мужества пойти с докладом к Гитлеру по этому вопросу. А Кальтенбруннер по этому поводу ответил просто:

— Вы что, с ума сошли?

Единственное, чего удалось добиться Шелленбергу от Гиммлера, несмотря на упрямое противодействие Кальтенбруннера, это запрещения эвакуации концентрационных лагерей, которые могли быть захвачены союзниками. Тем самым были спасены жизни миллионов узников.

Благодаря настойчивым действиям Красного креста и личному мужеству шефа Шестого управления СД, поддержавшего эту деятельность, было получено также разрешение Кальтенбруннера вывезти всех француженок, содержащихся в лагере Равенсбрюк.

В феврале 1945 года в Берлин со специальной миссией прибыл граф Бернадот — тайный посланник союзников. Он был заинтересован в судьбе оккупированных Германией Дании и Норвегии и от лица нейтральной Швеции подтвердил, что весьма хотел, чтобы в Северной Европе восторжествовал мир.

Во время переговоров с графом Шелленберг увидел возможность осуществления своего плана вывести Германию из войны — возможно, с использованием Швеции, как посредника, при заключении компромиссного мира. В результате этих переговоров была достигнута договоренность о перемещении всех заключенных норвежцев и датчан в один лагерь, находящийся на северо-востоке Германии.

Мюллер рьяно протестовал, заявляя, что осуществить эту идею технически невероятно трудно, что она представляет собой совершеннейшую утопию. «Во-первых, мы не в состоянии предоставить машины и горючее для перевозки всех заключенных датчан и норвежцев, разбросанных по разным лагерям, — кричал он на совещании, побагровев от злости, — во-вторых, этот самый лагерь в Нейгамме, в который предложено перевезти заключенных, и так уже переполнен, а в-третьих — все дороги Германии наводнены беженцами, и поэтому машины с заключенными произведут неблагоприятное впечатление на немецких граждан».

— Вот так всегда бывает, — заключил он, — когда некоторые господа, — Мюллер с осуждением посмотрел на Шелленберга, — возомнившие себя государственными деятелями, уговаривают Гиммлера согласиться с какой-либо из своих идей.

Внимательно выслушав все доводы шефа гестапо, Шелленберг сразу же выдвинул контрпредложение: перевезти заключенных машинами Красного Креста, что могли бы сделать сами шведы, и желательно ночью. А организацию этого дела готово взять на себя Шестое управление и предоставить персонал. Застигнутый врасплох, Мюллер вынужден был согласиться.

Все эти перипетии изрядно вымотали Шелленберга — давала себя знать больная печень. И когда Маренн вечером приехала к нему в Гедесберг, она сразу заметила, что он плохо выглядит.

— Здравствуй. Я не одна, — шутливо объявила она прямо с порога. — Я с Айстофелем, — посторонившись, она пропустила вперед большую серо-черную овчарку. — Можно?

Шелленберг поднял голову и, взглянув на них, улыбнулся:

— Конечно. Заходите.

— Бедняга сидит в гестаповском вольере среди собак Мюллера, как боец Сопротивления в тюрьме. Грустит, ждет хозяина, — объяснила Маренн, — ничего, завтра пойдет со мной в клинику. Будет сторожить медикаменты, чтобы никто не украл. Только не лопай зубную пасту, я тебя знаю, — она весело потрепала собаку по загривку. — Садись на диван, — скомандовала овчарке и подошла к Вальтеру.

Шелленберг поднялся ей навстречу из-за рабочего стола, за которым работал перед ее приходом над документами.