Абрам Вольф - В чужой стране

…Грищенко сидел за столом багрово-красный, о чем-то перешептывался с «русским комендантом» Федуловым. В бараке стоял глухой гул, с разных сторон неслись выкрики: «Слыхали эту басню! Пусть в другом месте дураков поищет! Погодите, скоро за все получите!»

С нижних нар поднялся староста первого барака Николай Соловьев. Продвинувшись вперед, почти к самому столу, он поднял руку. Голоса смолкли, наступила тишина. Тогда Соловьев повернулся к Грищенко и, глядя на него в упор, громко, так, чтобы слышали все, спросил:

— Послушайте, как могли вы, лейтенант Красной Армии, которого вырастила, вскормила и вспоила Советская власть, как вы могли надеть немецкую форму и поднять оружие против своей Родины?

Грищенко, оперевшись кулаками о стол, поднялся, уставился на Соловьева налитыми кровью глазами.

— Каждый честный человек для борьбы с большевиками должен идти на все! Гитлер несет нам освобождение от большевиков!

— Видели мы это «освобождение»! — крикнул кто-то на верхних нарах.

— Да, видели! — повторил Соловьев. — Видели, как немцы жгли наши города и деревни, наши хаты, школы, в которых мы учились. Видели… повешенных, расстрелянных матерей и отцов. Братьев и сестренок наших, угнанных в рабство… Видели…

— Довольно! — Грищенко в ярости ударил кулаком по столу. — Разводите большевистскую агитацию?

— Правда, а не агитация! Правда! — раздались голоса сразу в нескольких местах.

Грищенко забегал глазами по толпе, стараясь запомнить, кто выкрикивает.

— Я знаю, почему вы шумите! Думаете, если немецкая армия сейчас отступает, так уже все, конец Германии? Это отступление временное! Так надо — отступать… Скоро немецкая армия прекратит отход на заранее…

— И начнет улепетывать! — раздается откуда-то сверху звонкий веселый голос.

— Кто это сказал? — Грищенко выскакивает из-за стола… — Кто?

— Все говорят!

В бараке шум, смех.

Тягунов смотрит на пленных, на Грищенко, с тревогой думает: «Надо было предупредить людей, это может кончиться плохо… Как же мы не догадались!»

«Беседа закончилась. Пленные выходят из барака, возбужденно переговариваясь: «Ну и дали ему жару!» «Тля поганая, захотел нас распропагандировать!» «Душонка-то у него в пятках! Чувствует, сука, что отвечать придется!»

Барак опустел, а Грищенко и Федулов все еще сидят за столом, перешептываются. Грищенко что-то записывает в свою книжку…

Спустя несколько дней, под вечер, в канцелярию пришел комендант лагеря и сам отобрал в картотеке тринадцать карточек пленных. Тягунова это не очень обеспокоило, подобные случаи бывали и раньше. Но капитан Сайковский, сидевший на картотеке, сразу же выписал фамилии пленных, карточки которых были отобраны комендантом, и незаметно положил список на стол старшего писаря. В списке значились староста первого барака старшина Николай Соловьев и двенадцать рядовых шахтеров. Среди них был только один член подпольной организации. «Ничего серьезного, — подумал Тягунов. — Комендант не первый раз берет карточки. Наверное, опять поступил запрос…»

Но скоро на территории лагеря появился наряд немцев, человек двенадцать. Разбившись на группы, солдаты пошли к баракам. Сайковский шепнул Тягунову:

— Посмотрите во двор…

Увидев вооруженных гитлеровцев, Тягунов побледнел. Торопливо схватив список, только что переданный Сайковским, он начал сверять его с рабочей картотекой. Из тринадцати человек девять находятся в лагере, четверо — на шахте, в вечерней смене…

«Что делать? Как спасти товарищей?»— Тягунов бросает тревожные, вопрошающие взгляды на Сайковского, Ременникова, Бещикова. Сказать им он ничего не может — в канцелярии находятся лагерь-фюрер и «воспитатель» Голубов.

Между тем из бараков уже выводят пленных. Девять человек… Все девять значатся в списке… «Что делать?.. Что делать?.. Надо спасти хотя бы тех, четырех!»

Арестованных подвели к тюрьме, тщательно обыскали, отобрали узелки с вещичками, загнали в камеры.

«В шахте их арестовывать не будут, — напряженно думает Тягунов. — Немцы подождут, когда смену приведут в лагерь. Они вернутся в двенадцать… Ночная смена уйдет на шахту раньше. Они должны встретиться под землей. Смена производится теперь в забоях… Значит, можно предупредить. Они должны бежать немедленно…»

Лагерь-фюрер направился в столовую ужинать. Голубов еще посидел немного и тоже ушел. Как только за ним закрылась дверь, Тягунов бросился к Ременникову.