Семен Шмерлинг - Десант. Повесть о школьном друге

А работа была тяжелая, не женская.

На высоком крутом берегу стояла крепко сбитая бревенчатая платформа. Из пригородных лесов на подводах к ней привозили толстенные лесины, и московские девчата, облепив их по-муравьиному, одну за другой затаскивали на платформу. Набрав с десяток, кропотливо связывали в плоты и, поднатужившись, по откосу спускали в воду.

И так день за днем.

Девчатам доставалось отчаянно, уставали, как говорится, до смерти, по вечерам мучительно болели руки, ноги, по-старушечьи ломило поясницу. И хотя смеялись над порванными платьями, которые и починить-то нечем, над мозолями и ссадинами, на душе было тяжело С нетерпением ждали газет со сводками Информбюро, писем, которые приходили редко.

Рина сразу написала Леопольду. Рассказала, что заготовляет лес для Москвы, а о трудностях умолчала. Не станешь же фронтовику жаловаться на мозоли, то ли еще ему приходится испытывать. Однако обо всем Некрасов догадался сам, понял, каково его подруге, и недели через три прислал ответ — жизнерадостный, боевой:

«Здравствуй, Ринка! Шлю тебе горячий привет со вновь освобожденной советской земли. Правда, Ляпка, не спал двое суток, весь в порохе и дыму, и глаза его плохо видят даже в замечательный цейсовский бинокль, но он бодр и радостно идет на Запад. Войну приближает к концу».

С год назад Леопольд в письме к школьной подруге Наташе Самохиной называл ее «молодчиной». Наташа пошла на завод и работала электросварщицей. Теперь же он хвалил за труды и ободрял Октябрину, желал ей стойкости и упорства.

Первое письмо Рина прочитала одна, буквально проглотила его, уединившись на песчаном откосе. Мысленно перенеслась к Леопольду на фронт. Хлебнув лиха, она теперь лучше понимала его, отчетливее видела опасности, которые окружают молодого командира. Тревожилась за него, радовалась, что жив и здоров, идет на запад. Гордилась им.

Конечно, эти письма интересовали и ее подруг. Что пишут с фронтов, о чем? Есть ведь строки сокровенные, принадлежавшие только ей. Но есть ведь и такие, которые просто необходимо прочесть всем девчатам.

На лесозаготовках у них был общий котел — и жидкий суп поровну, и хлеб поровну. Редкими посылками тоже делились: по конфетке, по кусочку сахару. Разве она не должна поделиться и своей радостью, сделать ее общей.

Поздно вечером девушки собрались в избе, зажгли керосиновую лампу. И Рина стала читать:

«Передо мной проходят в воображении пережитые дни жестоких боев. Сколько лишений, мук, горя и страданий они причинили людям, а те все терпели, все переносили и шли вперед. Почему? Какая неведомая сила заставляла их выходить победителями из жестоких боев с судьбой? И кажется мне, что на это можно ответить одним: большая, громадная надежда и вера, живущие в каждом нашем человеке в то, что через эти муки лежит путь к новой, светлой жизни, к счастью и спокойствию. Когда мне бывает трудно, я всегда вспоминаю Некрасова и говорю про себя: ничего, вытерпим, вынесем все и широкую, ясную грудью дорогу проложим себе…»

Девушки внимательно вслушивались в каждое слово и благодарно улыбались. Ну что там их сбитые коленки, ссадины, ноющие мышцы и тоскливая пустота в желудках по сравнению с тем, что переживают на фронте, откуда их утешает и ободряет этот незнакомый, внимательный и смелый парень. Они просили передать ему привет, пожелать удачи и даже советовали, как и что ему отвечать.

Но Рина и сама теперь знала, что и как писать Леопольду. Многое поняла она там, на берегу лесной речки, и письма ее становились с каждым разом полнее, душевнее, ярче. И весточки из тылового городка задерживались, опаздывали, но все же догоняли Леопольда под Оршей, Борисовом, на Березине, на пути к Неману. А его ответных писем с нетерпением ждали девчата на лесозаготовках.

Рина еще ни разу не написала самого заветного слова «люблю», не решалась, но вот-вот была готова его сказать. И вдруг письма Леопольда прекратились. Их не было день, два, неделю. Что случилось? Она смотрела на почтальона то с надеждой, то со страхом. Подруги утешали ее, говорили, что все в порядке, просто войска быстро перемещаются, почта не поспевает за ними. Но она-то чувствовала: произошло что-то тяжкое. Ранен? Убит? Пришло отчаяние. И она поняла себя.

В один из июльских дней написала Леопольду: «Люблю и жить без тебя не могу, жду, жду встречи, чтобы никогда не расставаться».

Это письмо очень долго добиралось до гвардии старшего лейтенанта Некрасова. Он получил его только в конце августа, когда вернулся в свой полк. Как мы знаем, под деревней Родзевичи, во время броска на немецком бронетранспортере, он был в третий раз ранен и около полутора месяцев пролежал в госпитале. Его ответ на Ринино признание пришел на Большую Полянку, в дом номер 41, только в сентябре сорок четвертого года. Письмо его дышало нежностью и счастьем.