Семен Шмерлинг - Вестовой

Под плотным, широким в кости Аксеновым скрипнуло седло, крупный жеребец вздрогнул и спружинил корпусом. Разобрав поводья, всадник легкой рысью подъехал к строю и, придирчиво оглядев его, усмехнулся. «Н-да, — подумал он, — где уж нам с суконным рылом в калашный ряд».

Старинная Атаманская площадь, прибитая коваными копытами казачьих бегунцов, утоптанная тяжелыми сапогами, знавала воинские парады почище нынешнего. На этом обширном плацу, окаймленном пыльными тополями, сотни раз вытягивались в струнку чуткие шеренги кавалерии: подобранные по росту и стати ухоженные кони, стройные, плечистые всадники с ярко-желтыми — цвета забайкальского казачества — погонами, околышами и лампасами. Шевелились на ветру пшеничные и смоляные чубы, блестели на солнце оружие, ордена и медали. Не хочешь, а залюбуешься.

Ныне на площади построен почти весь Читинский гарнизон. Получилось в общем-то вполне приличное каре. На правом фланге — пехотные части, а на левом — конники, его, Василия Аксенова, 2-й Добровольческий кавалерийский полк. И все же до былого казачьего этому строю не дотянуться, хотя командиры усердно и шумно выравнивают его. И выправка, и равнение, и обмундирование явно подгуляли.

Недавние партизаны неуверенно чувствуют себя на парадном плацу. Выданные на днях суконные рубахи и шаровары сидят мешковато. Обувь — худо чиненные сапоги, домодельные обутки, ичиги, ботинки с обмотками и без оных. А оружие? Едва ли не со всего света: среди верных российских трехлинеек — американские, английские и японские винтовки и карабины, добытые в прошедших боях. О конском составе и говорить не приходится: редко-редко красуется в рядах истинно строевой конь, чаще — приземистые, мохнатенькие монгольские лошадки, а то и рабоче-крестьянские сивки-бурки от сохи, бороны, с заводского двора.

Придержав коня перед центром полкового строя, Аксенов поднялся на стременах и зычно выкрикнул:

— Здравствуйте, бойцы-кавалеристы Народно-революционной армии!

— Здра… Здрав… — громко, но вразнобой прокатилось по рядам.

Ясное дело, не научились еще.

А вот посадкой конников командир полка остался доволен, в седлах укоренились прочно: привыкли к дальним переходам по таежным тропам да степным проселкам, к резвым скачкам и бурным сшибкам с врагом.

Аксенов пристально осматривал строй, а кавалеристы с неистощимым интересом оглядывали своего командира. Многие знали его не первый год и любили о нем обстоятельно потолковать. Случись новичок, непременно во всех красках расписывали ему доблести командира кавполка и указывали на его фуражку с шестью аккуратно заштопанными пулевыми пробоинами: «А голова цела, он у нас везучий».

Бойцов восхищала необыкновенная физическая сила Аксенова.

— Ежели он, к примеру, ухватит коня за заднюю ногу, тот ни с места, как в станке…

— Уж скажете… — сомневался новичок.

— Истинный бог, сам видел. Подковы, как прутья, гнет. Одно слово: шестипалый… Ты вот приглядись к его правой-то…

Молодой боец действительно примечал «не табельный» — шестой палец, прикидывал, что кулак у комполка размером с голову младенца, и поеживался:

— Да уж, такой сможет.

— Ты еще не знаешь, чего он может. Слесарь отменный и кузнец-молодец. Простой гвоздь одним молотом перекует хошь в шильце, хошь в иголку!

Новичок переводил взгляд с плотной, словно литой, фигуры командира на его открытое, простодушное лицо и успокаивался: такой зря не обидит.

Родом Василий Корнеевич Аксенов был из Тобольской губернии, из крестьян-бедняков. С юности стал рабочим. В первые месяцы революции — комиссар Красной гвардии Благовещенска и Амурской области. А когда с Приморья нагрянули японцы, подался к партизанам в тайгу. В кавполку служили бойцы, помнившие его славную таежную эпопею. В девятнадцатом году японцы обещали 25 тысяч иен тому, кто доставит им голову большевика Аксенова.

…Проезжая вдоль строя, Василий Корнеевич улавливал приглушенные голоса еще не привыкших к армейским порядкам бойцов:

— Чего-то будет, братцы, кого-то ждем?

— Начальство большое, не слыхал? Главный командующий едет.

— Видать, до самого обеда простоим.

Утренняя прохлада, как водится в Забайкалье, быстро сменилась жарой. Читинский зной конца июня набирал силу. Задувал суховей, собирал со всей округи песчаную пыль.

Аксенов понимал беспокойство бойцов: долгие построения, ожидания им непривычны. Его и самого волновал приезд нового главкома, который, как полагали, займет и пост военного министра Дальневосточной республики. Прежде на посту главкома были люди, известные партизанским командирам. А о новом знали мало. И фамилия его, признаться, смущала: иностранная, вроде немецкая — Блюхер, а имя-отчество простецкие — Василий Константинович. Слухи доходили, правда, что боевой командир, дивизиями командовал. Какой-то он будет?