Семен Шмерлинг - Десант. Повесть о школьном друге

Красноармейцы заметили, что боец в кубанке с некоторых пор стал проявлять особый интерес к командиру минометной роты. Подойдет к нему поближе и молча, пристально смотрит, как тот пишет письма, строчит своим беглым, круглым почерком и задумчиво улыбается при этом. Впрочем, и другие стрелки и минометчики удивлялись обширной переписке и обильной почте гвардии старшего лейтенанта. Где и когда только не ухитрялся писать: на коротком постое в сельской избе, в блиндаже и землянке, на пеньке в лесу, даже на огневой позиции в минуту затишья. Он старался пополнить свои запасы бумаги — ученических тетрадей, полевых книжек и военторговских «секреток», и этот запас быстро убывал.

Близко знавшие Леопольда офицеры, сержанты и бойцы-минометчики понимали, как дорога и важна для него эта переписка с родными, друзьями и знакомыми. В пухлой записной книжке Леопольда, с которой он не расставался, появились все новые и новые адреса: война непременно вносила в них свои изменения. Были у него и временные адресаты, от которых получал одно-два письма в год, но были и постоянные, с кем связь подолгу не прерывалась.

«Сегодня у меня счастливый день. После 15 суток впервые получил кучу писем, старых, еще от начала октября, и твое, между ними, от 9 октября, и веселое — ото всех друзей вместе. И, между прочим, негодую на тебя, что до сих пор ты не можешь сообщить мне Митькин адрес, тем более что я теперь где-то здесь, около него. Постарайся, исправь эту ошибку в первом же письме…»

Такую «секретку» он отправил в ноябре 1943 года в Москву, на Арсентьевский переулок, к Наташе Самохиной, своей однокласснице — «бешнице». Между ними переписка завязалась надолго. Только с осени сорок третьего года до зимы сорок четвертого Наташа получила от него более двадцати писем. Другому товарищу — Игорю Демьянову, вместе с которым до войны занимался на академической восьмерке, лишь в сорок четвертом году Леопольд послал не менее тридцати писем. И, разумеется, Рине Ивановой, с вполне понятным нетерпением ожидавшей его фронтовых весточек, он писал еженедельно, а иногда и каждый день.

В записной книжке росло число его корреспондентов. Леопольд держал связь с мамой, братом Левой, маленькой сестренкой Наташенькой, Октябриной, с самым близким своим другом Кириллом Мишариным — Кирей Огненным, который, закончив Челябинское военно-авиационное училище штурманов, сражался на фронте, с семьей Мишариных, одноклассниками Игорем Демьяновым, Наташей Самохиной, Женей Яхниным, Светой Малашкиной, Валей Ивановой, Леной Беликовой, Галей Цыриной, Ниной Гагаркиной, Ниной Песковой, своими бывшими учителями — Николаем Николаевичем Лебедевым, Марией Яковлевной Мирзахановой, Серафимой Дмитриевной Менделеевой.

Право, список этот далеко не полон. Постепенно Леопольд узнавал адреса не только своих «ашников» и «бешников», но и бывших учеников младших классов. Так он отправил письма «девочке из 9 «б», Ольге Деевой, и ее подругам, охотно и горячо откликался на каждую весточку из Москвы, с фронта, с Урала, из Сибири, сам активно разыскивал старых друзей и знакомых.

О чем он писал? Маме посылал ласковые, нежные письма:

«Дорогая мамочка, как я рад, что ты здорова и бодра, что снова, как прежде, поешь свои задушевные песни. Правда, не «Эх да василечки, веселые цветочки», а военные песни, но мне все равно звучит твой милый голос. Как я хочу скорее услышать его».

Посылал серьезные, дельные советы младшему брату Леве, шутливые, иногда со смешными рисунками — письма Наташеньке…

В других его фронтовых «треугольниках» и «секретках» он постоянно беспокоился о судьбах товарищей:

«Где Кирилл? Сообщи его новый адрес, скучаю о нем…»

«Напиши, что узнала нового о Мишарине. Срочно!»

«Опять замолчал Митька. Где он, что с ним?»

«Морж где-то воюет на юге. Но где?»

«Ты видела Калика на костылях. Что с ним произошло? Напиши скорее».

«Подумать только, тихоня Малашкина — в армии служит. Каков солдат!»

«Передай Ольге Деевой, чтобы снова написала».

«Встретил лейтенанта Бахрамеева, он — родственник Славы Осипова и просит передать ему привет. Я сообщил Бахрамееву, что Слава после Сталинграда весь изранен, еле двигается. Но жив! Будет и здоров, будет работать, учиться».

«А Женька учится на офицера. В академии!»

«Знаю, знаю, сколько наших погибло: Горский, Ботоев, Кобозев, Малышев, Коробов, Функнер, Домбровский… Я отомщу за наших ребят».

Можно с уверенностью сказать, что никто из бывших выпускников 7-й школы так подробно, с такой неиссякаемой любознательностью и заинтересованностью не вникал в жизнь своих одноклассников. Центр школьной дружбы переместился из Москвы, с тихого Казанского переулка, где находилась эта школа, в 83-ю гвардейскую Городокскую стрелковую дивизию, в ее 248-й гвардейский стрелковый полк, обозначенный полевой почтой № 29 454. Она, как магнит, притягивала однокашников Леопольда.