Игорь Всеволожский - Ночные туманы

А тогда мы ждали похода. Куда пойдем? В Одессу?

В Новороссийск? Пытались выспросить у Стакана Стаканыча. Он отмалчивался. Да, пожалуй, и сам он не знал.

Приказ Свенцицкого нас огорошил: нашу неразлучную и неразменную троицу разъединяли. К Свенцицкому обратиться мы не осмелились. Но когда пришел Вахрамеев, мы прямо-таки взвыли. Он нас добил:

— Приказ и я подписал. Вы кто у меня? Комсомольская прослойка. Комсомола много у нас? Раз, два и обчелся.

Что на это возразить? Возражать было нечего.

— А потом — все одно, — сказал комиссар почти ласково, — недолго вам быть неразлучными. Одним катером три командира не могут командовать. А я сильно надеюсь, что придет время, все вы будете командирами, хлопцы. Ученье, говорят, свет, а неученье — кромешная тьма.

Ленин говорит. Слышали? Учиться, мол, надо, учиться и еще раз учиться.

— А когда нас учиться пошлете?

— Да недалек уж тот час, — загадочно подмигнул Вахрамеев.

На место Васо и Севы пришли незнакомые парни Сучковский и Головач, на первый взгляд смахивавшие на клешников. Но вели они себя скромно и ретиво выполняли приказания боцмана.

Перед самым выходом в море случилось неслыханное: командир катера не пришел к подъему флага. Растерявшись, боцман все же приказал поднять флаг. Не пришел командир и к обеду. Вахрамеева тоже не было видно.

Куда они девались? Ведь назавтра назначен поход! На борт уже погрузили железные бочки с запасным горючим…

После обеда Стакан Стаканыч отправился на берег.

Он пришел с невеселыми вестями, которыми и поделился со мной:

— Тебе, как комсомолу, доверяю, сынок: комиссар стрелял в Свенцицкого, и его будет судить трибунал.

Поход отменили.

— Раз стрелял в Свенцицкого — значит, тот заслужил, — убежденно говорил Сева. Он набрасывался на всех, кто утверждал, что комиссар питал личную неприязнь к Свенцицкому, как к бывшему офицеру.

— Чепуху говоришь! Не таков комиссар!

Какие-то идиоты додумались, что ссора произошла изза женщины.

— Да где ты видал, чтобы из-за женщины коммунист стал стрелять в беспартийного? — бушевал Сева. — Чушь!

Наконец настал день суда.

Трибунал заседал в маленьком клубе одной из частей. На скамье подсудимых, ничем не отделенной от прочих скамеек, сидел Вахрамеев, уперев руки в колени; он был спокоен. Председатель, старик в потрепанном кителе, похожий на всероссийского старосту, полистал пухлое дело в коричневой папке и заговорил буднично, торопливо, словно спеша поскорее отделаться от неприятной обязанности:

— Слушается дело по обвинению Вахрамеева Леонида Карповича, тысяча восемьсот восемьдесят пятого года рождения, из рабочих, города Бежецка, несудимого, неженатого, члена РКП(б) с тысяча девятьсот восемнадцатого года, занимавшего должность комиссара дивизиона торпедных катеров Черноморского флота…

Обвинительное заключение было составлено таким канцелярским, судейским слогом, что я с трудом его понимал.

— Обвиняемый Вахрамеев, — спросил председатель (комиссар, как по команде, вскочил и стал «смирно»), — признаете себя виновным?

— Признаю, — тяжело и четко бухнул комиссар.

— Объясните суду, почему вы стреляли в военного моряка Свенцицкого.

— Потому что он гад и белогвардейская контра, — отчетливо, на весь зал сказал комиссар.

— Почему вы решили, что Свенцицкий контрреволюционер? — спросил председатель сердитым старческим голосом.

— Разрешите объяснить, — сказал комиссар. — Аккурат накануне похода ко мне пришел командир катера товарищ Алехин…

— Тоже, как и Свенцицкий, бывший офицер бывшего царского флота? перебил председатель.

— Так точно, товарищ Алехин, — подчеркнул Вахрамеев слово «товарищ», пришел к нам из царского флота.

— Продолжайте, обвиняемый.

— Пришел и докладывает, что этот гад, эта белогвардейская контра, продажная сволочь, непримиримый наш враг, сделал ему, товарищу Алехину, гнуснейшее предложение.

— Может быть, вы, обвиняемый, воздержитесь от эпитетов? Употребление их перед судом неуместно. Так какое же предложение сделал Свенцицкий?

— Этот гад предложил товарищу Алехину увести катер со всей командой в соседнюю капиталистическую страну. Он, сукин сын, провокацию развел, будто бы ему досконально известно, что не сегодня, так завтра все бывшие офицеры царского флота будут арестованы и высланы в концентрационные лагеря.

— Вы говорите, что Свенцицкий запугивал командира катера и убеждал, что ему другого выхода нет. Но что бы сказала команда?