Игорь Всеволожский - Ночные туманы

И вдруг, уже подходя к проходной, он вспомнил, что сегодня в клубе самодеятельный концерт. Ему захотелось побыть с молодежью. Клуб был полон, и занавес таинственно колыхался. Сергею Ивановичу подумалось, что он так и не отвоевал новый клуб, не построил его, а этот тесен.

Вечер уже начался. Пожилой мичман читал рассказ Соболева «Держись, старшина!». Девушка (ну конечно же, это Люся Антропова, когда-то рыдавшая у него в кабинете: «Да прикажите вы ему, черту проклятому, от меня не шарахаться!»), стройная и хорошенькая, лихо танцевала матросский танец. Вышел матрос-скрипач. Жена старшего лейтенанта Дементьева, Вероника, пела алябьевского «Соловья». Играл на гитаре Строганов, на пианино Вешкин. Выступали баянисты, танцоры, фокусники и акробаты. Вышел на сцену рослый красавец старшина Пересветов, он исполнил арию Риголетто, а потом запел песню, кем-то сочиненную во время войны:

Певец был щедро награжден аплодисментами, но, аплодируя, все повернули лица к Сергею Ивановичу, выражая ему свое уважение и любовь.

«Морскую застольную» певцу пришлось повторить.

Дома Сергей Иванович застал сына.

— Ну как, герой? — расцеловал он его.

— Сдаю последние экзамены, выхожу из училища и поступаю в распоряжение контр-адмирала Тучкова.

— В море? Боюсь, что…

— И если адмирал разрешит, то женюсь, — не дал договорить ему Сева, на Аннушке.

И сказал он «на Аннушке» с такой радостью и с таким блеском в глазах, что Сергей Иванович понял: да, уж видно, Севе без Аннушки не прожить.

— Люблю! — словно читая мысли отца, сказал Сева.

И лицо его все засветилось. — Люблю, наверное, не меньше, чем ты любишь маму. Да ее и нельзя не любить. Ты же знаешь Аннушку! Она хорошая, добрая, верная боевая подруга. Разрешаешь, отец?

— Разрешаю, сынок.

— Так не выпить ли нам по этому случаю шампанского?

— А что ж? Можно и выпить. («Там ведь пить не дадут, — подумал он, будут пичкать микстурами».)

Сева позвал мать, и они выпили втроем за счастье молодых. И Сева допил бутылку до дна, хотя и без вина он был пьян от счастья и радости. Он знал, что, окончив с отличием училище, он имеет право на выбор и выберет ракетные катера!

И когда Ольга тихо спросила:

— Ну, как дела? — Сергей Иванович отмахнулся: «Потом, потом, Оленька», не желая омрачать счастливое настроение сына. И ему показалось, что от бокала шампанского ему стало лучше и дышалось легко…

— Ты знаешь, Оленька, — сказал Сергей Иванович, уже лежа в постели, — я не принадлежу к категории тех кинематографических бодрячков, которые, какая бы к ним беда ни пришла, встречают ее с железобетонным спокойствием и с наигранным оптимизмом: «Ать, два, взяли! Переживем!» Отставка для меня — величайшее горе. Яне представляю еще, как я привыкну к жизни без кораблей, без моря, без своих молодых сыновей. Мемуары писать я не стану. Я не знаю, что буду делать. Во всяком случае, не присоединюсь к тем, кто просиживает штаны на бульваре или за преферансным столом.

— Это я знаю, Сережа…

— Ты всю жизнь меня понимаешь… В голову нынче всякое лезет. Сколько я проживу: полгода, год, полтора?

— Я думаю, проживешь очень долго.

— Утешаешь?

— Нет. Просто ты не имеешь права… уйти от меня.

И от сына. Разве тебе не хочется увидеть его командиром?

На другое утро Сергей Иванович пошел в горком и в горисполком. Он узнал, что решение по его ходатайству вынесено. Да, из восьми незаконно построенных подхалимом Лазурченко особняков три предоставлены офицерам.

В каждом из них может поселиться по пяти-шести семей.

Взволнованный, радостный, адмирал пришел в штаб, достал из стола список семейных, главным образом тех, кто успел уже обзавестись малышами. И один за другим в кабинет входили лейтенанты и старшие лейтенанты. Лица их озарялись радостью, когда они узнавали о новоселье. В этот длинный, почти бесконечный день Сергей Иванович видел семнадцать счастливейших лиц. Разве не стоило ради этого обивать пороги чужих кабинетов, воевать с бюрократами, убеждать чиновников, встречать сочувствие и помощь со стороны людей настоящих, коммунистов, свою партийность носящих не только в кармане, но и в сердце?

За обедом Валерий Тихонович тоже порадовал: из Политуправления сообщили, что кредиты на постройку нового клуба отпущены, прислан уже проект. За новый клуб они воевали вместе.