Михаил Аношкин - Прорыв. Боевое задание

Сержант вышел в поле, на дорогу, которая пролегла за околицей. Недалеко укладчики проверяли парашюты. Командовал там Ишакин. Двое из другого взвода резво ему помогали. Весной, когда рота появилась в этих местах, вколотили в поле четыре пары кольев — на всю длину парашюта, застелили сверху досками и получился длинный стол, на котором и укладывали парашюты. Ишакин распоряжался уверенно, без суетливости.

Ишакин был мастер на все руки — умел починить сапоги и подшить валенки, исправить автомат и уложить парашют. Хотя невелика эта мудрость — укладка парашюта, но и она требовала сноровки и ответственности. Правда, Ишакин был немного леноват, любил поспать, или, как он сам говорил, — подавить ухо. Опасности презирает. Только вот разминировать никак не привыкнет, робеет. И больше всего боится остаться голодным. Одни боятся мышей, другие змей, третьи огня, а Ишакин — голода.

Однажды в роте чуть не стряслась беда. В начале зимы должны были начаться первые прыжки с парашютами. Прежде чем позволить прыгать бойцам, решил показать свое мастерство инструктор, который до этого обучал бойцов азам. Укладывали парашют аэродромный сержант и Ишакин. Инструктор погрузился в маленький фанерный самолет и скомандовал взлет. Самолет набрал высоту в тысячу метров, от него отделилась точка и стремительно полетела вниз. На земле ждали — вот-вот откроется парашют... Еще секунда... Еще... Но парашют не открывался.

На аэродроме засуетились. Сержант закрыл лицо руками и со стоном отвернулся, чтоб не видеть, как инструктор врежется в землю. У Ишакина нервно задергалось веко.

Но все обошлось благополучно. В последний момент инструктор открыл запасной парашют. Если бы дело было летом, то наверняка парашютист сломал бы ноли. Но был глубокий снег, и приземление произошло благополучно.

Инструктор, лихорадочно торопясь, сбросил с себя ремни, выхватил из кобуры пистолет и со всех ног помчался к сержанту-укладчику, чтобы пристрелить его. Был он длинноног и мчался по снежному полю вихрем, только снег клубился вокруг него. Сержант не пришел еще в себя; а тут на него летела новая беда. Он беспомощно топтался на месте, а потом ничего лучшего не придумал и спрятался за спину какого-то солдата.

Все оцепенели, не зная, что предпринять. А инструктор был уже рядом.

Тогда ему дорогу преградил Ишакин. Встал, набычив голову, глаза налились кровью, лицо вытянулось, а нижняя губа чуть отстала — и видны стали металлические зубы. Страшный. Таким он, наверно, был там, на севере, где отбывал наказание.

Инструктор вознамерился обойти его, но Ишакин очень ловко прыгнул ему наперерез и перехватил руку с пистолетом..

Инструктор издал стон не то от боли, не то от недавно пережитого страха, сник и медленно опустился в снег.

— И замри, — сказал Ишакин. — Пушку спрячь. Спрячь, спрячь от греха подальше.

Появился Курнышев, ему объяснили, что произошло. Забрав с собой сержанта-укладчика, Ишакина, Андреева и самого инструктора, командир роты повел их к месту приземления, там еще лежал парашют.

Штырь, который скреплял обе половинки парашютного чехла, оказался погнутым у самой вершинки, поэтому инструктор и не смог вытащить кольцо. Кто же его согнул? Направились к самолету и обнаружили причину — на верхнем полусводе самолетной двери ясно была видна свежая царапина. Инструктора бог ростом не обидел. Влезая в самолет, он зацепился за верхний свод и согнул край парашютного штыря.

— Нервы, брат, — укоризненно покачал головой Курнышев. — В воздухе выдержки хватило, а на земле нет? Ну, застрелил бы ты сержанта, легче бы тебе стало? Сам под трибунал бы пошел.

И к Ишакину весело:

— Натерпелся?

— Ерунда, — отмахнулся тот. — Чижик он. Несерьезно.

— Пострашнее бывало?

— Всякое бывало, товарищ старший лейтенант, и пострашнее тоже. Одни урки золотишко не поделили, тигры тиграми, и финочки у них вострые были, товарищ старший лейтенант. И драка была, а я их в разные стороны, тигров-то. Вот натерпелся. А здесь что.

Сейчас Ишакин готовит парашюты к завтрашнему полету.

Мишка Качанов возле тополя стоит с санинструктором Раей. Через плечо у нее санитарная сумка с красным крестом.

Маленькая, стройная, она прижалась спиной к стволу дерева и хромовым начищенным сапожком растирает землю. Девушка смущенно улыбается, слушая Мишкины слова, нет-нет да бросает на него пытливые, но доверчивые взгляды. Мишка говорит о чем-то воодушевленно.

Что же, интересно, он поет девушке? Сержант прислушался.