Если взять товарищей Григория, то многие из них за войну кого-нибудь да встретили: либо односельчан, либо старинных знакомых, либо однополчан, с которыми судьба в свое время разлучила властно.
Ишакин однажды встретил колымчанина, этакого верзилу, у которого шинель не достигала и коленей, а руки вылезли из рукавов чуть не до локтей. Никакими ГОСТами на верзилу одежда не была предусмотрена. Ему подобрали, видимо, самый большой имеющийся размер. Не очень по-воински выглядел верзила среди солдат обыкновенного роста — возвышался, пожалуй, на две головы. С Ишакиным отдалились в сторонку. Пока был перекур, о чем-то хмуро беседовали и не глядели друг на друга. Не очень-то обрадовались нечаянной встрече. Позднее Качанов полюбопытствовал:
— Чья эта каланча?
— Так... — уклонился от ответа Ишакин. — Золотишко вместе искали...
Капитану Курнышеву, тогда еще старшему лейтенанту, повезло. Батальон совершал переход из одной деревни в другую, на новые квартиры. В пути догнали его санитарные машины. Батальон посторонился, пропуская фургоны с красными крестами. Неожиданно средняя резко затормозила, скрипнули тормоза. Следующая чуть не налетела на эту. Из кабины выскочила женщина-военврач и закричала звонко и радостно:
— Миша! Миша!
Михаилов в батальоне было много. Курнышев шагал сбоку своей роты и разговаривал с лейтенантом Ворониным. Услышав крик, остановился и оглянулся, но не сразу сообразил, почему военврач бежит именно к нему. Впереди подали команду на привал. Бойцы, смешав строй, повалили на обочину отдыхать. Андреев видел, как Курнышев, наконец, догадавшись, какое счастье ему выпало, раскинул руки для объятия и бросился навстречу жене. Она обхватила его шею руками и стала целовать щеки, губы, глаза, а он улыбался и по щекам ползли слезы. Впервые Курнышев предстал перед бойцами вот таким — расслабшим от счастья и беспомощным. Но никто не осудил его за это. Качанов вздохнул.
— Везет же людям, — и помешкав, заключил: — У нашего комроты губа не дура — красивую жену выбрал.
— Финтит с кем-нибудь, с таким, навроде нашего Михаила, — ухмыльнулся Ишакин. У Лукина затряслись губы, колючие молнии запрыгали в глазах. Как молодой петушок, он подскочил к матерому, бойцовому петуху — Ишакину — и потряс кулаками:
— Ударю! — тенорок его дрожал от гнева. — Скажешь еще плохое про командира — ударю!
— Брысь! — недобро поморщился Ишакин. На металлических зубах блеснул лучик солнца. — Бабы тебе и во сне не снились. Свинья в апельсинах больше понимает, чем ты в бабах. Поучись у Михаила.
Андреев нахмурился и сказал глухо, не скрывая раздражения:
— Циник же ты, Ишакин. Разве дело в возрасте? Ладно, ты повидал много, возможно, больше мерзкого, но надо же и совесть иметь! Нельзя же мерять всех на один манер!
— А где моя совесть? — подозрительно уставился Ишакин на сержанта. — Ты мне горбатого не цепи.
— Когда имеют совесть, о других плохо не думают, тем более не говорят. Азбука!
— Он и себя-то любит раз в четыре года — в Касьянов день, — улыбнулся Качалов. — Что с него возьмешь?
— Шерсти клок, — заметил Лукин.
— Подавитесь! — огрызнулся прижатый к стене Ишакин. — И к Андрееву: — Виноват, товарищ сержант, исправлюсь.
— Давно бы так, — вздохнул Лукин, а Ишакин неожиданно крикнул на него:
— Цыц, чижик! Всякие тут под ногами мешаются!
Подали команду строиться. Курнышев, прячась за машиной от чужих любопытных глаз, прощался с женой. Батальон продолжал путь, санитарные машины укатили по маршруту, известному только им.
Много нечаянных встреч наблюдал Григорий за два года войны, только его самого судьба старательно обходила. Тысячи людей перевидел — и ни одного знакомого. Хотя бы повидать земляка-кыштымца, немало их разбросано по фронту. Но словно бы кто нарочно отводил их от той дороги, по которой шатал Григорий Андреев. Или встретить бы приятеля из батальона, в котором служил до войны, или из отряда, с каким пробивался сквозь вражеское кольцо в сорок первом.
В первый день пребывания в Брянских лесах, Григорий, конечно, не рассчитывал, что найдет среди партизан кого-нибудь из старых знакомых. Даже не думалось об этом. А между тем, именно здесь, в Брянских лесах, встреча с бывшими однополчанами была самой вероятной.
Партизаны окружили гвардейцев плотным кольцом. Это и не удивительно: впервые сюда попали бойцы регулярной Красной Армии в полной форме, с погонами.
Невысокого роста кряжистый политрук в фуражке с красным вылинявшим околышем козырнул Васеневу:
Читать дальше