Свен Хассель - Фронтовое братство

Знала это только Дора.

Обершарфюрер продолжал, слегка заикаясь:

— Мы подумали, что в этом хлеву находится человек, личность которого нужно выяснить.

Невысокий человек приподнял уголок губ, что больше походило на гримасу отвращения, чем на улыбку.

— Кто «мы»? И почему ты говоришь «хлев»? Единственная свинья здесь ты, обершар, и ты вошел сюда совсем недавно.

Долгая пауза. Все ждали ответа обершарфюрера. Вдалеке упало несколько бомб.

— Ты что, утратил дар речи? Я спросил, кто «мы»?

— Патруль, герр…

Снова кривая улыбка.

— Командуешь патрулем ты, обершар?

— Так точно, герр…

— Так! Это означает, что ты в ответе за недостойное поведение своего подразделения, противозаконное и необъяснимое. Самовольные облавы и действия караются трибуналом. Может быть, ты держишься иного мнения, обершар?

— Никак нет, герр…

— Хмм. Так! Ты не ответил на мой вопрос, лежит на тебе ответственность или нет.

Обершарфюрер сглотнул и снова переступил с ноги на ногу. На сей раз он щелкнул каблуками и вытянул руки по швам. Он давно догадался, что этот штатский гораздо значительнее, чем кажется с виду.

Дора, вытиравшая стаканы за стойкой, была явно в восторге от происходящего. Легионер что-то бормотал себе под нос.

— Обершарфюрер СС Бреннер докладывает, что ответственность за действия патруля лежит на мне.

Невысокий человек приподнял бровь. Живой глаз немного потемнел. Мертвый смотрел все так же холодно.

— Мы обсудим это в главном управлении, обершар! Теперь убирайся и забери с собой своих солдат.

— Я хотел бы знать, куда мне надлежит явиться.

Невысокий человек обходил зал и не ответил. Заглянув в несколько маленьких, полутемных ниш, где трепетало пламя свечей, он указал на полицейского, стоявшего у стены, держа руки на затылке.

— Забери с собой этого человека, обершар!

Обершарфюрер, стоя «смирно», поворачивался на каблуках, чтобы все время находиться лицом к невысокому человеку в черном приталенном пальто.

— Куда мне надлежит явиться, герр…

Никакого ответа. Невысокий человек, казалось, даже не слышал вопроса. Он стоял у стойки, глядя на бутылки, стоявшие сомкнутыми рядами, словно батальон на параде, на двух нижних полках под зеркалом.

Дора делала вид, будто не видит его. Она стирала пятна со стойки. Труде налила ему большой стакан джина. Невысокий человек понюхал его.

— Голландский, — произнес он, словно подумав вслух.

Он повертел стакан, задумчиво поглядел на жидкость, словно ожидал появления там чего-то странного. Замурлыкал: «Еврейская кровь потечет рекой».

Потом поставил стакан на стойку, несколько раз повернул его, понюхал снова и пробормотал:

— Из Амстердама. Кайзерсграхт [87] Канал и улица в Амстердаме. — Прим. ред. .

Он опять понюхал стакан, отрывисто кивнул и встал, не пригубив джина. Быстро пошел к выходу. По пути положил ладонь на плечо Эвальду.

— Загляни ко мне завтра в двенадцать десять. Адрес узнаешь у своей нанимательницы.

Сводник смертельно побледнел. Почувствовал беду. Приглашение невысокого человека было слишком уж сердечным.

Возле двери этот человек остановился и повернулся к обершарфюреру.

— Я криминальрат Пауль Билерт, управление гестапо, отдел четыре дробь два [88] Реферат гестапо IV — и не дробь, а просто 2 — занимался борьбой с саботажем. — Прим. ред. .

И скрылся.

— Надо ж так влипнуть, — пробормотал ошеломленный обершарфюрер. — Сам Красавчик Пауль. — Посмотрел на своих телохранителей. — Это означает: «Прощай, мой дорогой!»

Следующая остановка — центральный участок Восточного фронта.

Они принялись пинать и бить прикладами автоматов полицейского, словно это была его вина. Пригрозили бельгийцу, плюнули вслед Эвальду, но ничего не сказали Доре. Тут было нечто, чего они не понимали.

Они крикнули полицейскому:

— При попытке к бегству применяем оружие!

Больше мы их не слышали.

Дора угостила всех выпивкой. Каждый мог получить, что хотел. Большинство пожелало двойную порцию пива. Мы прикончили еще одно блюдо жареных каштанов.

Зазвучал сигнал отбоя воздушной тревоги. Протяжные завывания сирен раздавались по всему городу. Улицы огласились гудками и лязгом выехавших пожарных бригад. Пламя бушевало повсюду.

В «Ураган» проник запах горелой плоти. Можно было подумать, что он идет от горящего скота, но он шел от людей.

Увечный унтер не пришел в себя. Он умер в руках девицы, торговавшей собой, чтобы иметь кофе и масло, в то время имевшие большую ценность, чем слитки золота.