Хвати у кого наивности спросить Дору, находились ли они у нее весь вечер, она поклялась бы спасением души, что оба ни на минуту не покидали зал.
Но никто не спрашивал. Обезьянья Рожа канул в мрак забвения.
Наутро канадская авиация совершила налет на Гамбург, и район, где жил Браун, превратился в море огня.
Малыш, взглянув на Легионера, сказал:
— Слава Богу, что мы решили сходить туда вчера! Иначе бы опоздали. И тогда уже не попали бы в сад Аллаха, где вечно цветут цветы, Гроза Пустыни!
— Не нужно смеяться над серьезными вещами, — мягко упрекнул его Легионер.
— Вам нужно установить контакты, — сказала Дора. — Они необходимы, как витамины.
Красавчик Пауль был хорошим контактом. Он отправлял людей на виселицу или освобождал от призыва в соответствии со своими планами. Если не видел выгоды для себя, никому ничего не делал. Отказываться сделать кое-что для Доры ему было невыгодно. Когда она позвонила, он приехал.
Красавчик Пауль был одной из самых зловредных гадюк в Третьем рейхе, но у Доры имелась сыворотка против его укуса.
Она смеялась, почесывая штопором толстые бедра, когда провожала взглядом отступавших эсэсовцев.
Дора налила Красавчику Паулю джина, который он вылил в раковину, будто едкую кислоту.
Малыш жалел о вылитом джине. Штайн и пехотный унтер тоже.
Нас выписали из госпиталя в среду. Начальник, Oberstabsartz доктор Малер, все время бормотал, расхаживая и размахивая руками. Пожимая нам руки, смотрел каждому в глаза и говорил что-нибудь приятное.
На прощания у нас ушло три дня. Малыш превзошел себя свинскими выходками в публичном доме. Девицы не забудут его до самой смерти.
Мы с Легионером основательно напились в «Урагане» у Доры. Дора пила вместе с нами. Время от времени она что-то бормотала под нос и смотрела на Легионера. Курила одну за другой манильские черуты. Пепельница была полна до краев.
Мы сидели в узкой нише, невидимые благодаря мягкому красному свету.
— Твой абсент отдает гнилой лакрицей, — сказал Легионер.
— А ты марокканский сводник, — язвительно ответила Дора.
— Что будешь делать после конца войны? — спросил я только для того, чтобы не молчать. Ничто другое в ту минуту не шло на ум.
Легионер допил то, что было в стакане, и щелкнул пальцами Труде, девице из Берлина; та подошла и наполнила стакан снова. Хотела унести бутылку, но Дора схватила ее за руку и прорычала:
— Оставь!
Труде скривилась от хозяйкиной крепкой хватки и хотела что-то сказать, но резкое «пошла вон, корова!» заставило ее во всю прыть броситься за стойку.
— Что буду делать после конца войны? — негромко произнес Легионер, будто разговаривая сам с собой.
Видно было, что он напряженно думает. Он отпил глоток и подержал жидкость на языке.
— Первым делом влеплю тебе несколько затрещин за такой глупый вопрос. — Отпил еще немного и стал вертеть стакан, пристально разглядывая цветные отражения. — Первые две недели буду мертвецки пить с утра до ночи. Потом надо будет перерезать глотки парочке знакомых. Если смогу заставить себя, — добавил он через несколько секунд. — Может, займусь какой-нибудь нелегальной торговлей.
— Женщинами, небось? — вмешалась Дора.
— А почему бы нет? — спросил Легионер, приподняв брови. — Торговать все равно чем. Кое-где женщин не хватает, а редкий товар стоит дорого. Встреться мы лет двадцать назад, ты принесла бы мне хорошую прибыль, толстозадая сучка. Я напивался бы вдрызг на те деньги, что заработал на тебе, а ты развлекалась бы с целым батальоном в каком-нибудь публичном доме в Алжире.
— Скотина, — вот и все, что сказала Дора по этому поводу.
— Давайте еще по пиву, — предложил я.
Мы добавили в каждый стакан по двойной порции абсента.
— Он очищает почки, — сказала Дора.
— После пьянства и торговли шлюхами, — продолжал Легионер, — после того, как перережу горло парочке типов, занятия которых мне не нравятся, тихо уйду на покой, буду жить богачом по ту сторону океана. В каком-нибудь месте, где нет гнусной полиции.
И рассмеялся этой мысли.
— Ты даже сам не можешь заставить себя поверить в это, — сказала Дора. И прикурила сигару от только что докуренной.
— Merde, что ты в этом понимаешь? Почему мне в это не верить? — Легионер взвинчивал себя. — Sacre nom de Dieu, почему я не смогу торговать шлюхами? Я мог продать даже тебя, хотя ты принесешь мне всего одно су.
— Придурок, — сказала Дора. Но не обиделась. — Хочешь, скажу, что ты будешь делать, когда развяжешься с гитлеровской войной? Бросишься в первый попавшийся французский вербовочный пункт подпишешь контракт на двадцать четыре года службы в Иностранном легионе!
Читать дальше