Олег Татарченков - Высоко над уровнем моря

Над головой пролетает трассер. Инстинктивно ныряю рыбкой вперед и, больно ударившись локтем, наконец-то обнаруживаю искомую точку опоры для сошек. Теперь можно бить точнее.

У «духов», как и у нас, ленты набиты патронами в пропорции один трассер на три обычных. Так удобнее корректировать собственный огонь. Но у того, что лупит как раз напротив меня, патроны все трассирующие. Это, конечно, на психику давит сильно, но зато демаскрирует пулеметчика. Ну и дурак ты, «дух» — я тебя в два счета обнаружу…

Та-а-а-к, чуть левее… Вот она, точка, откуда, как из мешка, сыплются стрелы пулеметных очередей… А вот теперь огонь!!!

Бью длинными. Ствол пулемета то и дело от отдачи взлетает вверх и его, как строптивого скакуна, приходится укрощать, возвращая на место. Наваливаюсь всем корпусом вперед, чтобы зафиксировать сошки — тогда ПК держится ровнее.

Чуть левее заработал еще один пулемет. Это наверняка Грачев. Теперь мы на пару этого «духовского» пулеметчика точно в рай отправим. В два ствола прочесываем кусок белесой пелены из снега, из которой в нашу сторону летели трассы. Замолчал, гад… Завалили или поменял позицию?

Рядом со мной отчаянно лупит из автомата Костенко. По всем правилам стрельбы он должен лежать справа от меня, как и положено второму номеру. А этот змей строился слева. И теперь осыпает отстрелянными гильзами.

— Ленту давай!

Не слышит, увлекся, враг…

Лягаю его ногой. Костенко поворачивает ко мне свою красную морду: глаза — как щелки, лицо яростно перекошено, на кончике носа — капля. Все это с дурацкой закономерностью отпечатывается в моих мозгах. Всегда так — запоминается всякая чепуха. Интересно, неужели и у меня такая же рожа?

— Ленту давай!

Костенко ловко перемахивает через меня, несколько секунд снимает с себя пулеметную ленту, которую он намотал на себя крест на крест, словно революционный матрос, и — вставляет в лентоприемник новую металлическую змею.

Снова пулемет плюется смертью в снежную круговерть.

Рядом грузно проседает снег. Инстинктивно вжимаюсь в землю и только тогда поворачиваю голову: рядом плюхнулся наш взводный, гвардии старший лейтенант Орлов. «Орел ты, лейтенант Соколов! — Я не Соколов, товарищ генерал! Я — Орлов! — Все равно! Сокол ты, Орлов!» Дежурный прикол нашего взвода.

— Возьми левее! — кричит мне взводный чуть ли не в самое ухо. То самое, что пытался мне попортить свом тарахтением «второй номер», — Они позицию сменили! Не видишь, что ли?

Я ничего не отвечаю, меняю прицел. Как же, увидишь что — нибудь в этом снежном поносе… Даю поправочку.

— Прочесывай от этой точки влево — вправо на три — четыре метра! — продолжает командовать Орлов, — Сектор стрельбы не расширяй — своих зацепишь: сейчас рота наверх поползет. Стрельбу прекратишь, когда увидишь зеленую ракету в своем направлении. Понял?

Чего тут непонятного? Я глянул на Костенко: толковый ефрейтор еще одну ленту приготовил. На всякий случай.

Лейтенант еще с минуту полежал рядом с нашим пулеметом, потом отполз. На атаку наш героический взвод вдохновлять.

А я стреляю. Длинная очередь. Поправочка. Три коротких, снова длинная. Мое дело маленькое, солдатское. И мыслей в башке нет никаких. Даже той, которая просто обязана появиться: неизвестно, сколько мы еще пролежим на снегу, поэтому нужно приказать набивать патронами пустую ленту, а не шмалять из автомата у меня под боком.

Бью теперь только короткими. В груди — холодная ярость, голова чистая, мысли в ней текут ровненько, как трассера. Сволочи, завалили Мухина. И парнишку того, Варегова, тоже. Вашей банды рук дело, знаю. Все равно расплата пришла. Сами напросились. Суки. Рикошетом она к вам пришла. И будет приходить, пока не поймете, что нужно не только грешить, но и каяться. Мы… мы уже начали, поэтому и уходимю А вы?… Мы вас, суки, научим…

Чуть впереди слева взметнулся огненный фонтан. Полыхнуд, как вспышка спички на ветру, погас, оставив после себя шапку дыма. Впрочем, дым я уже не видел — скорее понял, что он должен быть.

Невидимое, но плотное, как стенка, ударило по всему корпусу, опрокинуло. Пулемет в моих руках, кувыркнувшись, выпустил последнюю очередь прямо перед собой.

Я не потерял сознание, нет. Просто получилось, как во время сеанса в кинотеатре: передернул раздолбай — киномеханик пленку и несколько кадров проскочили мимо твоего внимания. Ведь только что лежал на животе и стрелял из пулемета, а теперь лежу на спине, под головой собственная «эрдэшка», перед глазами — по-прежнему обиженная морда Костенко. Только теперь она приобрела еше оттенок встревоженности.