Анатолий Иванкин - Конец «Гончих псов»

И Карл вспомнил: Мюнхен, 1934 год, танцы перед ратушей в годовщину «пивного путча», белокурую Мари, сидящую с ним в прокуренном зале Хофбройтсхауза…

— Подожди одну минуту…

— Жду, — остановилась Лотта.

— Но ведь тогда тебя звали не Лоттой?

— Вспомнил? Наконец-то! Но то было в Мюнхене. — Она подставила Карлу щеку для поцелуя. — Все, я побежала. Жду завтра у себя в двенадцать. Не потеряй адрес.

Лотта улыбнулась и ушла, навеяв легкую, беспричинную грусть.

После нескольких тостов официальность исчезла, а в соседнем зале заиграл оркестр. Распорядитель объявил о начале танцев.

Карла разбудил настойчивый стук в дверь. Он оторвал тяжелую голову от подушки и огляделся. «Где я?» Оказалось, дома, в своей спальне.

Стук в дверь повторился.

«Какого дьявола поднимают так рано?» — подумал он и крикнул:

— Войдите!

Вошел старый Фридрих.

— Господин барон, звонили из штаба ВВС. Сказали, что за вами вышла машина. Вам назначен прием на десять часов.

— Спасибо, Фридрих, сейчас поднимаюсь.

Разогнал сон душем и выпил чашку кофе. Ему не давала покоя мысль: «Зачем вызывают?»

Карла принял Удет.

— Ну как, капитан, жив после вчерашнего банкета?

— Так точно, экселенц! — Карл подумал, что Удет оговорился, назвав его капитаном.

— Вчера вечером рейхсмаршал подписал приказ о присвоении вам очередного чина. Одновременно вы назначаетесь командиром отряда. Рад поздравить вас, фон Риттен. Передайте мой привет майору Келленбергу и скажите, что рейхсмаршал доволен им.

Закончив аудиенцию, Удет пожал ему руку и попросил зайти в соседний кабинет. Там Карл увидел сияющего командира группы пикировщиков, с которым был на приеме у фюрера. Тот сидел в нижней рубашке на диване и дымил сигаретой.

— И вы тоже? Отлично! Поздравляю, — сказал майор,

Портной пришивал к его мундиру петлицы подполковника авиации.

Через четверть часа на мундире Карла тоже были заменены знаки различия. Теперь на оранжевом фоне петлиц засверкали три серебряных птички, а на серебряном поле погона появился второй — «капитанский» позолоченный ромбик.

— Куда прикажете доставить вас, герр капитан? — спросил шофер-солдат, приезжавший за ним.

Карлу было радостно и необычно слышать свое новое звание.

Он взглянул на часы. До двенадцати, назначенных Лоттой, был еще почти целый час. «Поеду раньше», — решил он и, заглянув в записную книжку, назвал адрес.

Автомобиль остановился у солидного дома с кариатидами и палисадником, огороженным гранитным забором с чугунной решеткой. На белой эмалированной табличке чернела готическая надпись названия улицы — «Шарлоттенбургер-шоссе». Карл знал этот дом. До 1937 года он принадлежал миллионеру, владельцу самых крупных универсальных магазинов — Киссендлеру, успевшему в числе самых дальновидных евреев выехать в Америку и перевести капиталы за границу.

«Неплохо устроилась крошка, — думал Карл, поднимаясь по широкой мраморной лестнице, освещенной круглыми матовыми фонарями. — Кто же из бонз предоставил ей апартаменты в этом доме и за какие заслуги?»

У тяжелых дубовых дверей с массивной бронзовой ручкой, выполненной в виде кольца, закрепленного в львиной пасти, он остановился и позвонил.

Ему пришлось несколько раз давить на кнопку звонка, прежде чем за дверью послышалось сердитое собачье рычание. Светлое пятнышко линзы смотрового глазка на мгновение затмилось, и послышался шум отпираемого замка.

— Нельзя, Кинг, на место!

Лотта приоткрыла дверь. Волосы ее были тщательно упрятаны под косынку.

— Ты меня заставил выйти из ванной, — сказала она. — Заходи скорее, а то простудишь!

Она снова юркнула в ванную и вышла оттуда минуты через две совершенно нагая.

Карл обалдело смотрел на нее, не подозревая, что Лотта долгое время работала натурщицей и совершенно не стыдилась своего обнаженного тела, даже наоборот — гордилась им.

Лотта подставила щеку для поцелуя:

— Пройди в гостиную, а я приведу себя в порядок.

Она исчезла, оставив на светлом ковре следы мокрых ног.

Зайдя в гостиную, Карл опустился в кресло, закурил сигарету. Напротив него на ковре лежала огромная овчарка и настороженно следила за каждым движением умными и злыми глазами, похожими на глаза штурмбанфюрера, шарившего по его карманам.

Массивные кресла, диван, столы, картины хороших мастеров в тяжелых позолоченных рамах — все это наводило на некоторые мысли: вряд ли это досталось ей по наследству. Вероятнее всего, реквизировано у бежавшего владельца.