Будущую ночь им предстояло провести не в воздухе, а в бетонированном подземелье командного пункта вдали от воздушных стрелков противника. Это невольно настраивало Карла на благодушный лад. Эрвина же потянуло в область философии:
— Послушай, Карл, — сказал он, глядя на мундир приятеля, висевший на спинке стула, — о чем может мечтать двадцативосьмилетний подполковник, награжденный Рыцарским крестом? Тебе не кажется, что ты и так достиг слишком многого? Пора сбавить темпы, чтобы сохранить свою шкуру. Какую цель ты ставишь перед собой теперь?
Карл задумался.
— Можешь не спешить с ответом, но говори только правду.
— Правду? Ну что ж, тебе можно сказать и правду… Во-первых, мне очень хочется сохранить, как выражаешься ты, свою шкуру без больших изъянов. Но только делать это не за счет выхода из игры. Видишь ли, Эрвин, я обнаружил в себе дьявольское честолюбие и не хочу, чтобы меня ценили ниже пикировщика Рюделя, которому фюрер нацепил Рыцарский крест с дубовыми листьями в бриллиантах. Во-вторых, мне хотелось бы, чтобы и другие «гончие псы» засверкали бриллиантами… Командир «бриллиантовой псарни» — звучит намного приятнее, чем просто командир «гончих псов». И в-третьих, мне к лицу белые отвороты, я как-то примерил генеральскую шинель Гуго фон Эккарта…
— И это все? — удивился Эрвин. — А где же высокие цели? Где идеи мирового господства нордической расы?
— О большем я пока не задумывался, — поскромничал Карл.
— Не слитком оригинальные мечты… Но боюсь, что и они не успеют осуществиться: во-первых, фюрер щедр лишь на Железные кресты, их роздано около четырех миллионов штук, а бриллианты достались пока лишь одному Рюделю; во-вторых, эти мечты могут не сбыться по другой причине, не связанной с щедростью нашего рейхсканцлера. Тебе не кажется, что мы находимся на пиру Валтассара и рука истории уже начертала огненные письмена: «Мене, текел, упарсин»? [85] Арамейские письмена, означавшие: «Исчислен, взвешен и разделен», появившиеся на стене во время пира царя Валтассара накануне падения Вавилона (легенда).
— Замолчи сейчас же, Эрвин! Я не хочу ни слушать, ни думать об этом, да и тебе не рекомендую. Это все слишком страшно. Кроме того, у меня достаточно свежи впечатления от визита к штурмбанфюреру Клаусу Диппелю. Поговорим о вещах более безобидных.
На склад они заехали после обеда. Солдат, выдававший дополнительные пайки к летному рациону, ошалело вытаращил глаза на вошедших офицеров, увешанных орденами.
— Где Нойбахер? — спросил Карл.
— Господин гаупт-фельдфебель отдыхает.
— Ну-ка бегом его сюда! Скажи, его требует подполковник фон Риттен.
Через две минуты появился заспанный Нойбахер. Медвежьи глазки его заплыли жиром и излучали преданность и радость при виде старого сослуживца, столь высоко забравшегося по служебной лестнице.
— Здравия желаю, господин подполковник.
— Здравствуй, Нойбахер. — Карл и не подумал дать ему руку. — Вот этот майор Штиммерман — мой самый большой приятель. А следовательно, и твой. Он не любит эрзац-сигареты и паршивую колбасу. Замени-ка ему побыстрее.
— Слушаюсь, господин подполковник.
— Послушай, Нойбахер, почему я не вижу на твоем мундире боевых орденов? Ведь ты был лучшим стрелком в Дрезден-Нойштадте? На Востоке так не хватает отличных снайперов.
— У меня больное сердце, господин подполковник.
— О, да ты, оказывается, не тщеславен! А то смотри, могу за тебя замолвить словечко начальству: мол, так и так — такой воин на складах с мышами воюет. Его место в стрелковых окопах со снайперской винтовкой, а не за прилавком цейхгауза…
На вытянувшегося Нойбахера было жалко смотреть. Подбородок его дрожал от обиды и страха, что фон Риттен выполнит свое обещание.
Карлу была приятна эта маленкая месть сукину сыну.
Уже в машине Эрвин поинтересовался:
— Где ты раскопал это чучело? По-моему, от страха перед фронтом он сделал в штаны.
— Это мой бывший ротный фельдфебель, — удовлетворил его любопытство Карл. — Ни один человек не сделал юнкеру фон Риттену больше гадостей, чем этот жирный орангутанг. Пусть теперь и он немного помучается. Я думал, что он давно где-нибудь в России червей кормит, а Нойбахер оказался хитрее. Окопался в тылу, да еще на таком теплом месте.
Автомобиль затормозил так резко, что Карл стукнулся головой о ветровое стекло.
— Воздух! — крикнул шофер, выпрыгивая из машины, Карл и Эрвин метнулись следом.
Вдоль шоссе на бреющем полете шла четверка «ильюшиных». Сделав небольшую горку, они с пологого пикирования обстреляли машины на шоссе. Задний ведомый выхватил самолет метрах на десяти от земли. Карл успел рассмотреть лицо летчика и его насмешливую улыбку.
Читать дальше