Яромир Йон - Вечера на соломенном тюфяке (с иллюстрациями)

Останавливались швейные машины в портновских мастерских, водворялась тишина — и девицы мгновенно оказывались у окон.

Да, Властиславу самим богом было предназначено стать героем девичьих надежд и грез.

Заходя в лавку, он и продавщиц приводил в полное замешательство. Его голос, манеры казались необычными. Он обращался к ним вежливо, тихо, и никто не мог понять, почему это действует на них с такой неодолимой силой, Властислав, рыцарь Гложек, драгунский поручик, именуемый Золотцем, уезжал на войну.

Задолго до того, как он с драгунами подъехал на своем сером в яблоках коне к товарной платформе, перрон уже запрудила шумная толпа учениц двухклассной торговой школы, слушательниц воспитательских курсов, продавщиц и дам из общества.

Прибыла на проводы часто принимавшая у себя офицеров гарнизона владелица ткацкой фабрики, в новой шляпе со страусовыми перьями.

Пришла и горбатенькая фрейлейн Пивонка со своим пестрым летним зонтиком, который был памятен даже самым давним старожилам города.

В тот момент, когда поезд тронулся, Золотце весело махал всем фуражкой с воткнутым за околыш букетиком цветов.

Перрон превратился в скопление плачущих, громко восклицающих что‑то существ — покинутых, обреченных на вечную тоску.

Уезжал любимый ангелок.

Белые платочки порхали над толпой стаями бабочек.

Трубачи-драгуны надували щеки.

Поезд ускорял ход.

Вот уже промелькнули вагоны второго класса; затем перед взорами провожающих поплыли товарные вагоны с кавалерийскими лошадьми. Солдаты, высовываясь из вагона, кричали хриплыми голосами:

— Прощайте, прекрасные девы!

— Прощай, чешская земля!

Последний вагон был доверху загружен обозным имуществом, а на громыхающей товарной платформе подпрыгивал маленький драгун, словно клоун, который, пятясь, убегает с циркового манежа, и кричал во все горло:

— Хейль, хейль, хейль!

Властислав смотрел из окна на город, который железная дорога опоясывала полукругом, на город, где он оставил частицу своей жизни и где он — господи боже! — так часто смеялся.

Когда же исчез за холмом купол кафедрального собора, он откинулся на мягкие подушки и, вынув из рюкзака кисет, украшенный вышивкой, принялся за конфеты, обернутые в зеленую, синюю и желтую станиоль.

Скручивал блестящие бумажки в твердые комочки и кидал в окно.

Смеялся. Потирал руки. Почесывал за ухом.

Лег на лавку и дрыгал ногами.

Наконец утихомирился.

Вспомнил о матери.

Поглядите‑ка! Властислав со своими драгунами едет на войну!

Осень поставила для этого случая переливающиеся красками цветные декорации. Солнышко припекало, луга, деревни, города приветливо смотрели на пыхающую паром змею, а паровозик смеялся — ха-ха-ха, ха-ха-ха!

Переговаривались и смеялись драгуны.

Ржали и били копытами резвые, отдохнувшие кони.

В Галиции, где‑то возле Луцка, поезд Властислава столкнулся с поездом, везущим раненых.

Ах, такой пустяк на фоне мировой войны!

Железнодорожные катастрофы в тылу не имеют отношения к военным действиям.

Велика беда — всего лишь десять вагонов разбито в щепки.

Из лошадей получилась кровавая груда костей, копыт и оскаленных морд.

Горели обломки задних вагонов.

Судьба, как и всегда, благоприятствовала Властиславу.

Он, слава богу, остался жив.

Только вот лавки в его купе столкнулись. Зажали ему ноги деревянными клещами. Разодрали левую лодыжку, порвали мышцы правой ноги. Чьи‑то взбесившиеся руки пробили дыру в крыше и острыми щепами-кинжалами изрезали его лицо.

Пила, образовавшаяся из листа покореженной жести, разрезала ему губы, задела ухо, отсекла челюсть, и далеко, в кучу железа и досок, отлетел мизинец левой руки с перстеньком, в середину которого был вделан бриллиант.

Дар влюбленного сердца.

Опытные доктора зашили ему раны на лице. Прооперировали ноги.

Чинили его с успокоительной тщательностью, применяя все самые последние достижения хирургии.

Властислав изучил потолки многих военных госпиталей, альпийских санаториев и венских ортопедических институтов.

Рассматривая столько выбеленных потолков, он научился размышлять.

Это было ему весьма на пользу. Тем более что одновременно он познавал основы физиотерапии и благотворное действие гальванизации, фарадизации и рентгенолучей.

Он лечился холодными ваннами, воздухом горным, влажным и сухим, обертываниями и массажами.