Павел Шестаков - Взрыв

Эти короткие потерянные в нерешительности минуты и погубили ее.

В комнату вошел Сосновский.

— Вы куда-то собрались? — спросил он, останавливаясь на пороге.

— Что вам нужно? — испугалась Вера и очевидной своей нервозностью укрепила его подозрения.

Но он еще не сориентировался.

— Я зашел, чтобы присоединиться, так сказать, к хору почитателей… Однако вы чем-то взволнованы… Не поделитесь ли?…

— Я очень спешу.

Сосновский преградил ей дорогу:

— Как лицо, призванное охранять общественный порядок, я хотел бы знать, куда?

— Пустите!

— Куда? — повторил он жестко.

— Да ваше-то дело какое?

— У меня до всего есть дело. Особенно до тех, кто якшается с людьми подозрительными.

— Какая ерунда! Пустите меня.

— Шумов был здесь?

Вера почувствовала, что теряет сознание. Она покачнулась. Сосновский схватил ее за руку, сжал, точно клещами.

— Пустите, — шептала она. — Я буду жаловаться.

— Сколько угодно,

Он подвел ее к стулу и усадил, потом повернулся и, заперев дверь, положил ключ в карман.

— Что здесь делал Шумов?

Она в ужасе молчала.

— Забыли? Постарайтесь вспомнить. Я подожду. — Он сел на свободный стул. — У меня есть время. И у вас. Целый антракт. — И, словно демонстрируя свою неторопливость, он достал коробочку с монпансье и положил в рот конфетку. — Не желаете?

Но она смотрела не на столик, куда он поставил металлическую коробочку, а на ходики, на маятник, мерно и бездумно отсчитывающий секунды.

И Вера не выдержала:

— Да уберите же ваши идиотские леденцы! Мы сейчас погибнем!

— Так уж и сейчас? — спросил он недоверчиво, а сам поверил сразу, увидел по ее лицу.

— Сейчас театр взорвется!

— Ты что городишь? — вскочил он.

И она вскочила, бросилась к запертой двери, но Сосновский перехватил ее, навалился, зажимая ладонью раскрывшийся в крике рот.

— Шумов?… Говори!

Она повела головой, но это было последнее сопротивление.

— Говори! — И выкрутил ей руку. — Сколько минут осталось?

Вера затрясла головой, показывая, что времени нет.

Он понял. Понял, что нет времени предупредить немцев, схватить Шумова и предотвратить взрыв, но, наверное, еще остались минуты, чтобы спастись самому. Только самому. Пока никто не знает. А для этого она должна молчать.

Пальцы Сосновского скользнули вниз, перехватили горло Веры и сжались…

Шумов посмотрел на карманные часы.

Ждать больше было нельзя.

И он пошел назад.

Дверь в комнату Веры была приоткрыта.

«Сбежала?» — мелькнуло у него.

Но она не сбежала.

Она лежала на полу.

Мертвая.

На столике он увидел коробочку с монпансье и все понял.

— Хенде хох! — В дверях стоял немец из охраны в каске и с автоматом, направленным на Шумова.

Шумов поднял руки.

Отныне в нем осталась одна мысль: взрыв должен быть!

Он шагнул к солдату, не опуская рук, и ударил его ногой в живот.

Солдат скорчился, и Шумов, выхватив автомат, ринулся в коридор.

Немец, покачиваясь, приподнялся и, дотянувшись до окна, распахнул его.

Внизу под окном другой охранник педантично рассматривал удостоверение Сосновского.

— Я работаю в полиции. У меня срочное дело…

— Момент.

— Быстрее, пожалуйста!

Часовой смотрел внимательно, но документы не вызывали сомнения, и он протянул удостоверение Сосновскому.

И тут из окна раздался крик по-немецки:

— Никого не выпускайте! Убили артистку.

Сосновский понял. Он шагнул вперед.

— Стой! Назад!

Он согнулся и побежал.

Часовой вскинул автомат.

— Стой!

Пули догнали Сосновского, вонзились ему в почки, перебили позвоночник.

И почти одновременно в здании прогремела другая очередь. Шумов расчищал дорогу от немцев, заполнивших коридор. Они шарахнулись к стенам, и он проскочил. Несколько пистолетных выстрелов не принесли им пользы. Они опасались попасть друг в друга.

Окованная ржавым железом дверь в подвал скрипнула и пропустила Шумова. Закрыть ее было нечем, и он просунул в скобки ствол автомата. Все равно патронов в магазине больше не было.

В дверь сразу же застучали. Среди общего гама он слышал:

— Зачем он убил ее?

— Какой-то маньяк.

— Возможно, ревность?

— Не морочьте голову. Это партизан.

— Почему же он не покушался на генерала?

— Мы заставим его рассказать.

— Его нужно пристрелить немедленно. Он убил часового.

— Нет! Его нужно взять живым. Он в ловушке.

Нет, в ловушке были они. Расцарапывая в кровь руки, Шумов искал взрывное устройство.