Олег Курылев - Суд над победителем

— Как по-вашему, мистер Осмерт, если Уолберг знал что-то такое про флаинг-офицера Шеллена, то, вероятно, рассказал об этом лейтенанту Гловеру? — спросил Скеррит. — Или капеллану Борроузу? Ведь у него была такая возможность по дороге к месту казни.

— Мне неизвестно, была ли у него возможность, — ответил Осмерт. — Но, даже если и не рассказал, так это ничего не значит. Он ведь не знал, кто подбросил ему деньги и настучал охране. Да и Шеллен мог разыграть под конец преданного друга. И потом — это лишь мое предположение.

— Ну да, ну да, — не стал возражать Скеррит. — А в каких отношениях вы сами были с Каспером Уолбергом? Поговаривают, что не в очень? — спросил он.

— Да, сэр, друзьями мы не были, но мы не были и врагами. Там, в немецких лагерях, трения между пленными возникали сплошь и рядом. Это вам скажет любой, прошедший через плен.

— Ваша честь, — обратился Скеррит к лорду Баксфилду, — у меня к этому свидетелю пока нет вопросов, но я настоятельно прошу вас обеспечить его присутствие до самого конца процесса, так как вопросы к нему еще появятся.

Осмерт, взглянул на Алекса, ухмыльнулся и отправился на скамью для допрошенных свидетелей.

В качестве следующего судебный ашер сопроводил к свидетельскому барьеру мужчину в форме военного летчика, которого привел к присяге на англиканской Библии.

— Итак, вы — флайт-лейтенант Макс Гловер — старший офицер рабочего отряда № 1631, набранного из британских военнопленных на добровольной основе, — констатировал генеральный атторней. — Вам знаком этот человек? — Он показал в сторону Алекса. — Можете выйти за барьер и подойти ближе. Можете также задать ему вопросы.

— Это флаинг-офицер Алекс Шеллен, сэр, — ответил Гловер, лишь мельком взглянув на Алекса.

— При каких обстоятельствах вы познакомились?

— В плену, в феврале 1945 года. Я был назначен старшим офицером рабочего отряда № 1631, сформированного на добровольной основе для оказания помощи властям города Дрездена после бомбардировок 13 и 14 февраля. Шеллен записался в мой отряд 22 числа.

— Что вы можете сказать о нем?

— Он был исполнительным офицером. Его знания немецкого языка нам очень помогали.

— Это все? Как вы отнеслись к тому, что узнали о рассматриваемых здесь действиях офицера Шеллена из газет?

— Как и все, я был удивлен, однако…

— Что однако?

— Учитывая, что Шеллен родился и большую половину жизни провел в Германии, и не просто в Германии, а в Дрездене, его поступку есть какое-то объяснение.

— Вы оправдываете действия Шеллена?

— Этого я не говорил, сэр.

— Вы помните историю с судом и расстрелом Каспера Уолберга?

— Разумеется. Я не забуду этого до конца своих дней.

— Какое отношение к этим событиям имел офицер Шеллен? Деньги, которые немцы нашли в кармане Уолберга, принес он?

Гловер посмотрел на Алекса, словно что-то припоминая:

— Да, он рассказал мне об этом сразу, как только узнал от меня об аресте Уолберга, обвиненного немцами в мародерстве. Деньги он принес по просьбе офицера РАФ Энтони Осмерта, который нашел их среди развалин. Осмерт сочинил тогда историю про больного друга, которому хочет помочь…

— То есть, если я правильно вас понял, вы не допускали и мысли о том, что история о больном друге мистера Осмерта правдива? — спросил Файф.

— Да.

— Почему?

— Потому что никому, кроме Шеллена, он про него не рассказывал. Так не бывает.

— Ну хорошо, оставим это. Скажите, мистер Гловер, как вел себя офицер Шеллен во время суда и казни Каспера Уолберга?

— Он был потрясен.

Чувствовалось, что генерального атторнея не удовлетворяют ответы свидетеля.

— Мистер Гловер, поймите, что Высокому суду и присяжным важны мельчайшие детали всего, что связано с поведением этого человека, а вы, несмотря на все мои попытки вызвать вас на диалог, ограничиваетесь односложными ответами. Вот вы говорите, что Шеллен был потрясен. В чем это выражалось? Или, скажем так, чем это было вызвано, на ваш взгляд?

— Во-первых, сэр, потрясение испытали все члены нашего отряда…

— А во-вторых?

— А во-вторых, Шеллен был другом Уолберга и переживал все происходящее острее остальных.

— Вот как! Но в чем это выражалось?

Гловер несколько секунд молчал, после чего сам задал неожиданный вопрос:

— Сэр, вы воевали?

Файф выдержал паузу, после чего сухо произнес:

— Свидетель, моя персона не имеет ни малейшего отношения к рассматриваемому здесь делу об измене королю. Вы не должны задавать мне вопросов.