Олег Курылев - Суд над победителем

Еще одним неприятным новшеством оказалось отсутствие в Ринкабю радиоприемников. Газеты, правда, можно было раздобыть, но исключительно шведские и только те, в которых не содержалось политических новостей. Однако первые негативные впечатления в течение нескольких последующих дней сгладились. Погода стояла хорошая, охрана ничем не отличалась от той, что служила на Готланде, и была настроена по отношению к немцам также вполне миролюбиво. И хотя в количественном отношении число солдат охраны было в сравнении с Лингеном, по крайней мере, утроено, интернированных довольно свободно выпускали за проволоку. Им говорили, что с союзниками ведутся переговоры и что скоро какие-то формальности будут окончательно утрясены и их всех отправят домой.

Незаметно прошел сентябрь, а за ним и октябрь. С работой здесь было похуже, и время в основном убивалось организацией боксерских турниров и футбольных матчей между немцами и солдатами местного гарнизона. Осматривая окрестности, Алекс отметил, что в Швеции, оказывается, полно просторных ровных полян, на которых можно без труда посадить самолет, и что в свое время он зря беспокоился. В Ринкабю Алексу, как младшему офицеру, было поручено руководить одним из отрядов (которые немцы по привычке называли ротами) из восьмидесяти двух нижних чинов. Руководство это сводилось к поддержанию во вверенном подразделении дисциплины и опрятного вида личного состава, а также к вопросам организационного характера, и его — это руководство — нельзя было назвать обременительным, особенно если учесть, что в помощниках у Шеллена имелся бойкий гауптфельдфебель. Жить Алекс предпочел не в офицерском бараке, а в общем помещении вместе с солдатами своей роты. Во-первых, здесь ему было веселее, да и Вилли Гроппнер находился тут же, на первом этаже их двухярусной койки. Во-вторых, как офицер, здесь он всегда мог держать дистанцию между собой и нижними чинами, по-прежнему необходимую ему, чтобы не попасть в доверительном разговоре пальцем в небо.

Несколько раз они с Гроппнером и еще несколькими любителями природы отпрашивались под честное слово в лес по грибы и ягоды. Однажды на обратном пути Шеллен подобрал обрывок газеты на английском языке и сунул к себе в карман. Взобравшись вечером на свою кровать, он принялся обстоятельно изучать этот обрывок.

В одном месте он натолкнулся на кусочек небольшой заметки о Швеции. Речь шла о каком-то обсуждении в риксдаге, но Алекс так и не смог понять, о чем именно. Его только удивили слова министра иностранных дел Остена Ундена, который в ответ на упреки некоего деятеля церкви сказал, что «…Советский Союз — правовое государство, и он не видит никаких препятствий удовлетворить его просьбу…». Что бы это значило, ломал голову Алекс. О какой просьбе шла речь? Он стал сопоставлять некоторые факты: усиленная охрана, информационная блокада… Постепенно до него начала доходить страшная догадка — уж не собираются ли их выдать русским?

Воскресным утром 9 ноября всех немецких офицеров лагеря пригласил к себе генерал-лейтенант Ангело Мюллер, являвшийся официальным представителем всех интернированных немцев, включая содержавшихся в трех остальных шведских лагерях: Бакамо, Раннеслэт и Груннебо. Он жил в отдельном домике недалеко от караульного барака. Генерал напомнил офицерам о сегодняшней двойной дате — дне окончания Великой войны и годовщине Мюнхенского восстания национал-социалистов и попросил обеспечить порядок в подшефных подразделениях, не допуская никаких митингов или провокаций со стороны реваншистов и кого бы то ни было вообще. Когда все расходились, он попросил Шеллена остаться.

— Завтра в десять ноль-ноль вам надлежит быть на КПП, — сказал Мюллер.

— Слушаюсь, господин генерал.

— Рекомендую быть чисто выбритым… впрочем, ваша бородка вам идет. Вы всегда опрятно одеты, фон Плауен, не пойму только, почему вы никогда не носите наград?

«Потому что они чужие», — тут же мысленно ответил Алекс, но вслух произнес:

— На шведской штормовке? Фюрер бы не одобрил.

— Бросьте вы о фюрере. И потом, я знаю, что у вас есть вполне приличный мундир. Надеюсь, вы не из тех, кто теперь стыдится своих орденов?

— Ну что вы, господин генерал. Ведь это единственное, что у нас есть. Две последние войны как раз ничего, кроме орденов, нам не принесли.

— Перестаньте дерзить, черт бы вас побрал! — вскипел генерал. — Нервные все какие стали. Как бы вас скоро не лишили и этой привилегии. Я имею в виду возможность носить свои награды.