Анатолий Сульянов - Расколотое небо

Кремнев молчал. Да, получилась элементарная показуха. Теперь всем ясно, что ПМП при современной сложнейшей технике не пригоден. Надо добиваться, пока не поздно, отмены директивы. А это сложно. Решение принято, и его вряд ли без боя отменят.

— Связь хорошая? — озабоченно спросил Кремнев у Горегляда, переступив порог его кабинета.

— Нормальная, — успокоил его Горегляд и подал трубку телефона.

— Прошу командующего, — сказал Кремнев, усаживаясь за стол.

Кремнев волновался: разговор с командующим предстоял нелегкий. По опыту он знал, что нет ничего труднее, как убеждать начальство. Чувствуешь, что ты прав, однако противоположная сторона стоит на своем. Хорошо, если начальник выслушает, отступит, поняв, что ошибался, но бывают такие, что хоть лбом бейся о стену — ничего не докажешь, стоит на своем.

В трубке щелкнуло. Кремнев насторожился, сузив заблестевшие глаза и наморщив от напряжения лоб.

— Здравия желаю, товарищ командующий! Докладывает генерал Кремнев.

— Подожди, Кремнев, Москва на проводе.

— Понял. Жду.

— Что там у тебя? — через несколько минут устало пробасил командующий.

— Я по поводу сроков у Горегляда.

Он подробно рассказал обо всем, что волновало его и других, — о трудностях в связи с резко сократившимся запасом моторесурсов, о симптомах штурмовщины.

— Где же ты был раньше, когда директивные указания по этому вопросу готовили? — недовольно спросил командующий. — Натрепались, наобещали Москве, а теперь на попятную? Не пойдет, дорогой мой, не пойдет!

— Я был в командировке по вашему приказу. Здесь оставался Махов. Он-то и ввел вас и Москву в заблуждение. Я бы не допус…

— Что ты оправдываешься? — перебил его генерал. — Разберись со своим Маховым и накажи, если надо, но передокладывать в Москву я не буду! — В голосе командующего зазвучало плохо скрытое раздражение. — Наделали дел и разбирайтесь сами! Махов говорил, что его идею в полку поддерживают.

— Кое-кто поддержал…

— Вот видишь… Да… Шумим, братцы, шумим. Заварили кашу. Слушай, Кремнев, у меня не один полк Горегляда. Разберись сам с ним.

— Я разобрался, — уверенно ответил Кремнев. — Докладываю, что допущена ошибка и необходимо вернуться к срокам, которые были установлены в начало года.

— Если Москва согласится, я не возражаю.

— Разрешите слетать самому?

— Лети. Потом доложишь. А Махову шею надо намылить! Кстати, на него запросили характеристики для нового назначения. Подбирай себе заместителя.

— Как же можно, товарищ командующий? Махов здесь без меня за месяц наворочал столько, что никак не разберусь. Пусть сначала дело поправит, а потом убывает.

— Не знаю, не знаю. Его не повышают в должности, а переводят в центр. У тебя все?

— Все.

— До свидания.

Кремнев подержал трубку в руке и положил на телефон. Дверь открылась, на пороге показался Северин.

— Заходи, Юрий Михайлович, — пригласил Кремнев.

Северин вошел и, спросив разрешения, сел рядом с Гореглядом.

— Слышал? — Кремнев взглянул на Горегляда.

— Слышал, — нахмурившись, ответил Горегляд. — Что же вы собираетесь предпринять?

— Лететь завтра в Москву. Как говорится, со щитом иль на щите.

— Завтра воскресенье.

— Вечерним рейсом улечу. В понедельник позвоню на завод, а потом пойду убеждать. Вот так, Юрий Михайлович, разговор состоялся.

— Кое-что удалось?

— Именно «кое-что».

Северин положил на стол бланк телеграммы.

— Что это? — спросил Кремнев.

— В понедельник Васееву в Москву на прием к профессору.

— Значит, полетим вместе. Я тебя попрошу, Степан Тарасович, подготовить справочные материалы. Там, где я буду, словам не верят — надо доказать документально. Пусть штаб и инженеры сравнят основные параметры летной подготовки до прихода директивы и после. К утру вся документация должна быть готова.

Геннадий вошел в просторный холл института точно в назначенное время и, предъявив в окошко направление и телеграмму, огляделся. Стены и потолок светились белизной, вокруг столиков с журналами и газетами удобные кресла, у окон керамические плошки с цветами. Людей на приеме было мало.

Он сел в кресло и взял первый попавшийся под руку журнал. Пошелестев страницами, положил обратно — не читалось. Поймал себя на мысли, что думает только о предстоящей встрече с профессором. Все другое отодвинулось куда-то в глубь сознания и растворилось там.

— Товарищ Васеев, — донесся до него женский голос. — Входите.