Анатолий Сульянов: Только одна ночь

— Машина — это хорошо… — размышлял вслух Скорняков. — А что вы сами, Петр Самойлович, думаете? — Скорняков поднялся и, не ожидая ответа, принялся всматриваться в карту. — Что думают люди? Мнение людей учли?

— Расчеты, алгоритм, заложенная в машину программа составлялась с моим участием, поэтому я согласен с ее прогнозом и предложениями. Люди могут ошибиться. ЭВМ же не ошибается. Налет, — голос Лисицына стал тверже, — возможен через час-полтора с двух направлений. Разведчики «противника» вскрыли выход в эфир некоторых наших радиолокационных станций, ракетных дивизионов и, естественно, сообщили об этом, а коли так — «противник» будет пытаться прорвать ПВО вот отсюда, — Лисицын показал указкой, — и вот сюда.

Почему, думал Скорняков; не сводя взгляда с карты, Лисицын так упорно отстаивает идею двух направлений? С ним, видимо, согласны и остальные офицеры. Главный оператор полковник Тужилин молчит. Парень еще молод, головастый. Привыкнет помалкивать и будет: «Чего изволите?» Надо с ним поговорить. Прилепский тоже голоса не подает. Неужели все так ясно и понятно?

— Значит, с двух?

— Так точно! — Лисицын, готовый решительно отстаивать свои доводы, вызывающе посмотрел на Скорнякова. — Подтверждение тому — действия разведчиков. Они шли с двух направлений.

«Молодец, Петр Самойлович», — молча похвалил Лисицына Скорняков. Доклад короток, но емок и содержателен. Сразу видна оперативная подготовленность. Умен, ничего не скажешь. Если так, продолжал рассуждать Скорняков, то надо отдавать распоряжение о распределении усилий частей и подразделений. Времени в обрез. Значит, два направления.

— Разрешите? — Из-за стола, уставленного множеством телефонов и экранов отображения воздушной обстановки, поднялся полковник Прилепский.

Скорняков, не отрывая взгляда от карты, согласно кивнул. Наконец-то. Решился. Прилепский выждал, пока командующий посмотрел в его сторону, и начал докладывать:

— Отражение массированного налета «противника» потребует…

— Мы сами знаем, чего оно потребует! — оборвал Прилепского Лисицын. — Чего вы лезете не в свое дело? Порядок взаимодействия давно определен. Офицеры управления подготовлены. Это не вопрос!

Прилепский осекся на слове и обескураженно посмотрел на Лисицына. «Что же это такое? Ведь я же дело хотел предложить. Черт дернул ввязаться, лучше смолчал бы».

— Продолжайте, — донесся до него знакомый голос. Скорняков поднял ладонь, словно предупреждая Лисицына. — Что предлагаете, Вадим Витальевич?

Прилепский вздрогнул, услышав свое имя-отчество. Ослышался, конечно. Вроде бы и не принято так.

— Что предлагаете? — переспросил Скорняков.

Прилепский коротко доложил.

— Убедительно, — согласился Скорняков и, дав задание штабу, снова принялся то рассматривать карту, то ходить возле нее. Зря отмахнулся Лисицын — прав Прилепский. Ночь, начнется налет, в воздухе десятки самолетов. Молодец, Вадим, не побоялся. Другие спешат в рот начальству заглянуть, боятся высказать свое мнение. А вдруг — вразрез? Плохо это… Не многим нравится активный подчиненный. Легче работать, когда тебя внимательно слушают, записывают, молчаливо соглашаются со всем, что говорится. Может, стареем — раньше чаще лезли в драку, сам не раз получал синяки и шишки. Теперь же некоторые стараются побыстрее получить пироги и пышки. Нередко люди сидят и молчат, видимо, следуют поговорке: «Слово — серебро, а молчание — золото». Нет, не нашего времени эта пословица. И даже вредна. Она порождает соглашателей. Вспомнилось недавнее совещание в центре, когда многие не восприняли предложение старшего начальника, но молчали. В перерыве же сразу кинулись в атаку: «Явная ошибка. Надо сказать!» «А что же ты не поднял руку и не попросил слова? Скажи! Потом век помнить будешь». — «Пусть другие — нам еще рано с предложениями выступать». Да, вздохнул Скорняков, кое-кто приспособился, боится лишний раз потревожить начальство, правду о деле высказать. Ни тебе споров, ни обсуждений. Так-то оно спокойнее. Прилепский не побоялся сегодня. Смелее стал.

После Прилепского встал оператор полковник Тужилин. Его предложение по распределению сил приняли с ходу, никто против не высказался, все было учтено и просчитано на ЭВМ. Машина такие задачи решала быстро и точно. Это Скорняков знал и доверял машине полностью. Цифры, рассуждал он, машина любит и оперирует с ними играючи, только успевай запоминать. И на бумагу выдаст все, до последней точки.