Олег Курылев - Победителей не судят

— Шеллен, может, вам лучше остаться? — спросил Гловер.

Но Алекс, резко мотнув головой, первым залез в фургон и сел рядом с Уолбергом. Он хотел что-то сказать, но Каспер прервал его:

— Алекс, у меня под матрацем лежит небольшая тетрадка — это мой дневник. Я стал вести его в плену, правда, не всегда аккуратно, но после нашего с тобой разговора об Осмерте я все подробно записал. — Голос Каспера дрожал, да и машину сильно трясло, но Алекс старался не пропустить и не позабыть ни одного слова. — Возьми эту тетрадь и сохрани. Может быть, она пригодится…

— Я все сделаю, Каспер, я убью гада без всякой тетрадки, пусть только попадется мне на глаза.

— Не надо. Он должен ответить по закону. А потом передай тетрадь моим родителям и расскажи им все как есть. Только для этого сначала уцелей сам.

По щеке Каспера потекла слеза, но он, будучи скован наручниками сзади, не мог ее вытереть и отвернулся. Алекс видел это, но не знал, как поступить. Они замолчали. Машина тем временем остановилась. Откинули задний борт, и Касперу помогли спуститься вниз. Оказалось, что они приехали на окраину одного из вновь организованных кладбищ — перекопанный пустырь с рядами далеко отстоящих друг от друга высоких крестов с деревянными табличками, на которых черной масляной краской были написаны даты захоронений и количество погребенных. Это были братские могилы для неопознанных горожан, в которых под каждым крестом покоилось около пятисот тел.

Приехал грузовик с солдатами и майором Катте. Полицейский, извинившись за свою оплошность, снял наручники с Уолберга, сообщив капеллану Борроузу, что в его распоряжении для последней беседы с приговоренным имеется полчаса. Оказалось, что ждали еще двоих осужденных.

Алекс подошел к заместителю Груберхайнера и заговорил с ним, стараясь держать себя как можно более спокойно:

— Простите, майор, как ваше имя? Нам необходимо обговорить некоторые детали.

— Майор Тольц. Что вас интересует?

— Место захоронения и гроб. Вы обязаны предоставить гроб.

— Мародерам гробы не положены, а место захоронения, — он огляделся и ткнул пальцем в небольшую свежую яму, — пожалуй, вот тут. После будет составлен дополнительный протокол со всеми необходимыми подробностями.

— Скажите откровенно, господин Тольц, только по совести, положа руку на сердце, вы ведь сами не уверены в виновности этого человека? Ведь так? — Алексу едва удавалось держать себя в руках.

— Послушайте… как вас там… уверен я или нет, это ничего не меняет. Не я уличил вашего товарища, не я вел расследование, и не я его судил. И не надо взывать к моей совести — после всего, что вы сделали с Дрезденом, меня нисколько не заботит вопрос о виновности любого из вас. Вы все виновны.

Привезли еще двоих. Один оказался иностранным рабочим, другой — пожилым немецким солдатом с рукой на перевязи. Полицейские привели Каспера и всех троих поставили в шеренгу на некотором удалении от ямы. Алекса, Гловера и Борроуза оттеснили далеко в сторону. Снова чего-то или кого-то ждали. Выяснилось, что партийного комиссара округа, с которым приехали фотограф и еще пара человек в штатском.

Комиссар подошел к приговоренным и, не говоря ни слова, внимательно осмотрел каждого. Затем он отвернулся и, отходя в сторону, махнул рукой. Майор Катте велел солдатам построиться, зачитал постановление гауляйтера и затем общий приговор. После этого, сунув папку с бумагами одному из нижних чинов, он подошел к солдату с рукой на перевязи и принялся расстегивать его шинель, а затем и китель, резко дергая за пуговицы, отчего голова солдата с окаменевшим лицом дергалась из стороны в сторону.

Скоро стало понятно, для чего он это делал: майор вытащил из-под рубахи осужденного шнурок с солдатской биркой и, отломив от цинковой пластинки нижнюю половину, запихнул шнурок обратно, аккуратно запахнув расхристанные китель и шинель. Вся эта процедура выглядела настолько отвратно, что переглянулись даже солдаты расстрельного взвода, — у еще живого военнослужащего обламывали посмертный жетон (возможно, из опасения, что в него может попасть пуля или из нежелания нагибаться потом над трупом).

Алекс не замечал всех этих моментов. Он то опускал глаза, то снова вскидывал их на Каспера, то озирался вокруг, словно в поисках какой-то подсказки. Когда солдаты вскинули карабины, он в последний раз посмотрел на своего друга и они встретились взглядами. Ему показалось, что Каспер улыбнулся.