Теодор Вульфович - Там, на войне

— Где командир? Есть дело… От танкистов!

Оттуда радостно откликнулись:

— Давай сюда! — это был тот самый крайний окопчик, по всему — будущий передовой командный пункт ротного.

Поздоровались. Я сказал, кто я и что со мной десять разведчиков.

— А чего так много? — полюбопытствовал ротный.

— Засиделись на хуторах, решили проветриться.

— Ну, разве что…

— Движемся с заданием по разведке противника. И попутно узнать, где передний край нашей пехоты, если она вообще есть.

— Есть-то она есть, только…

— Вот первый раз увидел, а больше нигде и нет…

— Дивизия подтягивается, — назвал номер. — К рассвету все будут на своих местах — мы левый фланг— вот наша линия, но людей с гулькин хер. Была рота, а это остатки, — сообщил ротный.

Я расстелил на утрамбованном бруствере свою карту, склеенную из четырёх немецких листов, стал ориентировать её на местности. Комроты помог мне разобраться с этими похожими высотками — заметных ориентиров вообще не было видно, ни одного, и мы ещё посочувствовали друг другу. Я подсвечивал своим американским фонарём, чуть прикрывался плащпалаткой. Рассказал ему про село, у нас на глазах занятое немцами, и чуть не брякнул, как мы через него прошли, а то ведь пришлось бы… Он ни о чём не спросил, обозначил это село на карте, да ещё помог на мой лист нанести расположение своей полуроты. При этом бурчал:

— Сколько у тебя солдат осталось, не считают, отмеривают переднего края на полную роту, да ещё вот с таким довеском… А ты их растягивай… Как можешь… Вот в такую кишку резиновую…

Тут я не удержался и посоветовал ему как-нибудь прикрыть свой левый фланг. Ну, хоть выносной огневой точкой, хоть с ручным пулемётом, чтобы его с этой стороны не накрыли (неровён час!). Пехота терпеть не может, когда ей советуют: «Вот и встань сюда сам со своим сраным танком, и корячься! А то как бой, что-то ваших танков не видать, а как немец драпает, так вы впереди всех, со знаменем!» Ротный хоть вслух мне всего этого и не выложил, а поморщился, отмахнулся.

— Старшой, дорогой, — настырничал я, — ведь я подошёл к тебе вплотную с этой стороны. А мои разведчики — все десять?.. И никто не заметил.

Ротный почесал за ухом, хмыкнул. Видно, согласился… Теперь вроде бы всё было в ажуре и сулило мирное расставание. Я даже малость расслабился. В наш окопчик соскочил тот второй офицер, про которого сообщили дозорные, что, дескать, всё время покрикивает.

Поздоровались (окопчик был неглубокий, его отрыли разве что наполовину, мы по пояс торчали из него) … Я диктовал ротному линию населённых пунктов, названия хуторов, где находились наши танкисты, и показал ему самые опасные, на мой взгляд, пустые от войск места, которые могли бы угрожать его полуроте и батальону. А он ещё добавил и отметил предполагаемые высотки, где вот-вот расположатся соседние подразделения их полка. Этот прибывший офицер вроде бы не прислушивался, не вникал… Оглядывался по сторонам, видно, ждал окончания нашего разговора.

Опять чуть посветлело… Что за мигающие сутки нам выдались, ума не приложу. Или это в моём сознании всё мигало?.. Я потянулся, разминая спину, задрал голову — там стремительно летели облака, перемежаясь от зловещих, свинцовой непроницаемой тяжести, до лёгких, почти прозрачных. И всё это тремя, а то и четырьмя слоями. Лунный свет с трудом прорывался сквозь все слои и чуть посвечивал округу. Сзади раздался хлёсткий уничтожительный выкрик:

— Руки вверх! Не шелохнись! Шлёпну враз. Руки-руки вверх!

Ничего себе подарочек, команду «руки вверх» я выполнял разве что на физкультуре.

— Послушай, брати… — и не договорил…

— Руки, сука!

«Скотина, зачем так грубо?» — хотел было развернуться, но не тут-то было, он ткнул дуло пистолета мне в затылок и добавил:

— В момент разнесу! — голос его дрожал на пределе.

Я медленно поднимал руки — как пронзило: «Он выстрелит». Такой сильный мандраж, если не от решительности, то от страха запросто выстрелит… Если мгновенно с ударом развернуться, я, пожалуй, его свалю, и выстрел пройдёт мимо. Но ротный мужик тёртый, как бы он с переполоху не уложил меня сразу. И вообще, накрошим… А десять моих?.. Форшмак будет…»

А тот хрипит и командует:

— Дело говорю: кончай его. Сразу! — это ротному. — Ослеп? На нём всё немецкое, офицерское! Разведка… Сразу кончай его! Карта немецкая, компас, карандаш немецкий. Кончай его и концы в воду!

Я хотел возразить, но глотку перехватило — я что-то прохрипел.