Владимир Кошута - «Обезглавить». Адольф Гитлер

— Господа офицеры, — продолжал он. — Мы, русские эмигранты, верим, что с помощью вашего фюрера господина Гитлера в России будет восстановлена монархия. Колокольный звон московского Кремля еще будет благовещать о восхождении на престол его величества царя всея Руси.

— Убрать его, — брезгливо поморщился Крюге, — Надоел.

— Господа, не унимался Старцев, — я предлагаю тост за его величество, царя…

Он не успел сообразить, что случилось, как два дюжих офицера, цепко взяв под руки, легко, будто играючи, вытащили его из-за стола и грубо повели к выходу.

Старцев задыхался от сознания потрясающей картины крайне унизительного для него удаления из ресторана. Его вели к выходу, как на Руси вышибалы выбрасывали из кабаков на улицу подгулявших, опьяневших мужиков. Так то ж ведь мужиков. На Руси. А тут, дико позоря перед публикой цивилизованной Европы, из ресторана, вышибали его, Старцева, потомственного русского дворянина, наконец, генерала! И за что? За то, что пожелал провозгласить тост за царя? Он захлебывался от жгучей жалости к себе, от ощущения беспомощности что-либо изменить в ужасающей картине своего падения, «Мерзавцы! Свиньи! Боши!», — клокотало трусливо застрявшее в голове возмущение, которому не суждено было сорваться с уст — он знал, где и что говорить.

В ресторане образовалась ошеломляющая выжидательная тишина, заполнить которую не смог растерявшийся оркестр. Многие подумали, что начались аресты, что Старцев стал их первой жертвой и поэтому в ужасе притихли, ожидая дальнейшего развития событий. Напрасно Бенуа делал знаки онемевшему маэстро, приказывая играть — тот стоял, как изваяние, с окаменелым бледным лицом, бессмысленным взглядом сопровождая офицеров и Старцева к двери.

И только после того, как офицеры вернулись в зал, сели на свое место, и выяснилось, что никому и ничего больше не угрожает, маэстро пришел в себя, энергично взмахнул руками и оркестр вновь заиграл танцевальную музыку. Веселье в ресторане продолжалось.

И, пожалуй, единственным человеком, который радовался тому, что произошло со Старцевым, была Марина. Довольно посматривая на Киевица и Деклера, она тихо смеялась.

Модное танго вскоре объединило танцующие пары. Глядя на них, Крюге ощутил, как по его молодому и сильному телу разлилась теплая волна и ему захотелось взять в объятья гибкий стан партнерши, заглянуть ей в глаза, многообещающе подернутые хмельной поволокой. Он обвел взглядом зал в поисках пары и остановил свой выбор на Марине. Чем-то она привлекла его внимание — то ли тихим, но радостным смехом, то ли тем, что сидела в обществе двух сумрачных и, по всему видно, недовольных ею мужчин. Во всяком случае контрастность их настроения, появившееся дерзкое желание лишить мужчин веселой женщины приятно пощекотало самолюбие Крюге и он направился к Марине.

Первым его заметил Киевиц и осторожно опустил руку в карман, сжав в ладони рукоятку пистолета.

— Надеюсь, мадам, он идет просить вас на танец.

— Вполне возможно, — согласилась Марина и на всякий случай приоткрыла лежавшую на коленях сумочку с оружием.

— Советую пококетничать с ним, — подсказал Деклер. — Надеюсь, вы это умеете? В случае чего… Мы поможем. Мы рядом.

Едва Марина признательно кивнула им, как к столику подошел Крюге. Он щелкнул каблуками, обратился к Киевицу и Деклеру с подчеркнутым превосходством, давая понять, что делает это в силу сложившегося этикета, а не уважения.

— С вашего разрешения, господа, — небрежно бросил он и протянул руку Марине, — Прошу, мадам.

Танцевал он легко. Ощущение близости красивой женщины, на которую бросали восхищенные взгляды офицеры, будоражило кровь. Он попытался стиснуть стройную фигуру Марины больше дозволенного, но она легким движением гибкого тела выскользнула из его рук.

— Нет, нет, господин майор, — пропела она милым голосом, сделав испуганные глаза и кокетливо погрозив пальчиком. — Так нельзя. Запрещено.

— А вы прекрасно танцуете, — заглядывал он в ее сверкающие искорками глаза.

Алые, чуть приоткрытые губы Марины дрогнули в улыбке и слуха Крюге вновь коснулся ее кокетливый голос.

— С таким партнером, как вы, плохо танцевать нельзя.

— Почему?

— Вы сами хорошо танцуете. Это раз.

— А два?

— Два? Что случится со мною, если я буду плохо танцевать? Как тогда поступит со мною герой взятия Льежа?

— Вы меня знаете? Откуда? — спросил Крюге, ощущая, как в груди приятно перехватило дыхание.