Владимир Кошута - «Обезглавить». Адольф Гитлер

— Пятый час идут и конца не видно, — сказал Марутаев, наблюдая в окно. — Его лицо, выхваченное из сумрака комнаты полосами света, было суровым, голос звучал гневно. — Оккупанты… Сверхчеловеки… Гранатой бы по ним. Гранатой!

Он гневно ударил кулаком по подоконнику и задохнулся от ненависти, сознания собственного бессилия.

— Гранатой, говоришь? — язвительно спросила Марина. Она сидела у стола с газетой в руках, — Ты лучше послушай, что говорит бургомистр Брюсселя Ван де Мельброк. К чему он призывает бельгийцев, — Поднесла к тусклому пламени свечи газету. — «Военные события могут развернуться так, что возникнет опасность оккупации города, — читала она возмущенно. — Я ожидаю, что при такой вероятности население сохранит спокойствие и достоинство. Жители должны оставаться в своих квартирах, закрыть окна и двери, воздерживаться от всяких оскорблений, провокаций или угрозы в отношении вступивших в город войск. Все сограждане должны соблюдать эту линию поведения самым строжайшим образом. Городские власти будут контролировать выполнение настоящего обращения. Население может доверить мне полностью, как оно полностью доверяет своей армии и главе государства, королю. Какова бы ни была длительность испытания, которая нас ожидает, бельгийцы должны придерживаться лозунга — с сильным королем с нами ничего не случиться. Бургомистр Брюсселя Ван де Мельброк», — Брезгливо бросила на стол газету, спросила: — Что ты на это скажешь? А?

Марутаев ничего не ответил. Об этом обращении он слыхал днем раньше. И, несмотря на то, что оно было тревожным, все же надеялся, что опасность оккупации города, о которой говорил бургомистр, не возникнет, что бельгийская армия и союзные войска Франции и Англии не допустят вторжения фашистов в Брюссель, а если и настанет такой момент, то за город будут сражаться, превратив его в крепость. Именно так поступали бельгийцы в 1388 году в войне с войсками герцога Фландрского. Об этом свидетельствует история и тот знаменитый монумент умирающего старика Еверарда Серклаеса, который сооружен у стены гостиницы «Этуаль». Воины и жители брюссельского гарнизона тогда дрались с противником до последнего. Мужественно сражался и Серклаес пока не был предательски убит у стены гостиницы. Бельгийцы отдают должное великому патриоту. Проходя около монумента, они с чувством признательности поглаживают бессильно лежащую вдоль туловища умирающего Серклаеса бронзовую руку. От прикосновения к бронзе в течение многих лет миллионов человеческих ладоней то место, где они прикасаются, ярко выделяется своей полированностью на фоне общего зеленого налета окисления, который покрывает всю бронзовую статую. Да только ли Еверард Серклаес мог служить примером для брюссельцев?

Марутаев вырос за границей, но характером, образом мышления остался русским и с позиций этой своей русскости судил о положении и людях чужой для него страны, к своему огорчению, обнаруживая однако, что его суждения не всегда совпадают с суждением и мнением бельгийцев. Так и сейчас. Он полагал, что Брюссель без боя не сдадут, а бургомистр столицы призывал к капитуляции.

— В военное время это называется изменой королю и государству, — ответил он Марине жестко и в тон ему прозвучал гневом наполненный ее голос:

— Подумать только. Война еще не окончена, король с армией временно отступил на запад и сражается с фашистами, а бургомистр Брюсселя уже предает его, призывает бельгийцев к воздержанию даже от оскорблений оккупантов! — Зашлась мелким презрительным смехом, — Остается стать на колени и верноподданнически склонить головы к ногам победителей. Ведь приказано даже не оскорблять их! А ты «гранатами! — Помолчав немного, устало поднялась со стула, подошла к Марутаеву, зашептала горячо и убежденно. — Я верю королю, Юра. Он не оставит народ Брюсселя в беде. Он еще вернется. Я верю.

— Дай-то Бог, — неопределенно ответил Марутаев, мало веря в возвращение короля в Брюссель.

Он взял руку Марины, поднес ее холодную ладонь к губам и принялся своим дыханием согревать ее озябшие, нервно подрагивавшие пальцы. С душевной болью смотрел он в опечаленное лицо жены, не находя слов утешения.

Резкий звонок в прихожей вывел их из тягостного состояния.

— Кто это? Зачем в такое время? — спросила Марина и направилась в прихожую, но ее остановил Марутаев.

— Я сам посмотрю.

— Будь осторожен, Юра. Может, это фашисты, — предупредила Марина, и не выдержав, последовала за ним, — Боже ты мой, — всплеснула она руками, когда в дверях появился Шафров, — Отец! Зачем ты пришел? Немцы могли убить тебя! Сидел бы у себя дома.