Владимир Кошута - «Обезглавить». Адольф Гитлер

Молчание было тягостным и долгим. Казалось, ничто не могло помешать им вместе до конца пережить постигшее Киевица горе. Но это только казалось.

Настойчивый звонок телефона первым вывел из оцепенения Деклера. Он поднял трубку, услыхал взволнованный голос Мишеля.

— Шарль, вы меня слышите?

— Да, конечно.

— Немцы отменили казнь заложников.

— Что?

— Слушайте радио. Об этом они передают каждые пятнадцать минут. Казнь отменили. Заложников отправляют в Германию, — торопился Мишель, — Как нам быть?

— Позвони несколько позже, — ответил Деклер и положил трубку.

— Кто звонил? — глухо, болезненно-измученным голосом спросил Киевиц, с трудом освобождаясь от мучительной боли. — Какие новости, Шарль?

Лицо его несколько просветлело, но еще не потеряло прежней суровости, в темных глазах не угасла боль, и они остановились на Деклере повелительно и строго.

— Мишель доложил, что немцы отменили казнь заложников.

— Отменили казнь? — недоуменно спросил Киевиц и смотрел на Деклера недоверчиво, будто подозревая в чем-то.

— Да, отменили.

— Что это значит? Противник отступает? Капитулирует?

Деклер неопределенно пожал плечами, не находя ответа. Глупо, конечно, было полагать, что Фолькенхаузен и Нагель капитулировали. Они были слишком опытными, сильными и коварными противниками, чтобы при первом же ультимативном требовании выбросить белый флаг. И все же отмена казни заложников, отправка их в Германию в конечном итоге выглядели уступкой, компромиссом.

— Что ты об этом думаешь? — спросил Киевиц с нервной нетерпеливостью.

— Думаю, здесь можно сделать два вывода, — пытался Деклер объективно оценить действия Фолькенхаузена и Нагеля, постигнуть суть их решения. — Первое — противник капитулирует и заменяет казнь заложников их отправкой на работы в Германию. Второе — вынужденный маневр.

— В чем его смысл?

— Фолькенхаузен и Нагель боятся открытого выступления брюссельцев против казни заложников и, чтобы сбить накал протеста, решили отправить пленных бельгийцев в Германию и там их уничтожить. Иных выводов сделать трудно.

В рассуждении Деклера Киевиц обнаружил убедительную логичность и поэтому спорить или высказывать иное мнение не стал. Спросил:

— Как быть с боевыми группами?

Деклер помедлил с ответом.

— Их надо снять, — сказал он, — Операцию отложить.

Киевиц почувствовал, как где-то внутри у него зарождалась малярийная дрожь, которая набирала силу, постепенно овладевала всем его существом.

— Нет! — простонал он, — Нет! Возмездие за заложников, за мою Мадлен должно наступить! Без этого я не уйду из Брюсселя.

Он тяжело поднялся со стула и медленными, отяжелевшими шагами подошел к столику, где стоял графин с водой. Дрожащими руками налил воды в стакан, и до слуха Деклера дошла мелкая дробь его зубов о стекло стакана. Жадно выпив, он продолжал оставаться у столика, пытаясь овладеть собой.

— И все же операцию придется отложить, — мягко настаивал Деклер голосом, в котором слышался тон увещевания и дружеского сочувствия.

Киевиц потемнел лицом, в его ссуженных щелках глаз зажегся пугающий своей яростью огонь. Весь он был во власти гнева, жажды мести, и поэтому не мог воспринять ни тона разговора, ни слов Деклера.

— Надо драться! — кратко, с болезненным упрямством отрезал он, как о бесповоротно решенном деле.

Деклер вновь помолчал, предпочитая длительную паузу немедленному ответу, который мог больше навредить, чем помочь решению вопроса.

— Прежде всего надо успокоиться, — осторожно посоветовал он. — Я хорошо понимаю ваши чувства, Анри, и полностью разделяю их, но в этой ситуации надо быть благоразумным.

— Благоразумным? — вспылил Киевиц, — Вы предлагаете быть благоразумным, когда немцы уничтожают мою Родину, когда гестапо подвергает нечеловеческим пыткам мою Мадлен, когда война унесла из жизни двух моих сыновей? Вы предлагаете быть благоразумным мне? — сделал он упор на последнем слове «мне» и остановил ошалелый взгляд на Деклере.

— Дорогой мой друг, — заговорил Деклер как мог спокойнее, неторопливо, с трудом подбирая слова, которые бы правильно восприняло болезненно-взвинченное сознание Киевица, — Дорогой мой, Анри, — повторил он, — Благоразумие — удел сильных. Вы — сильный человек и, я надеюсь, сами можете глубоко разобраться в сложившейся ситуации. Операция возмездия нужна была при казни заложников. Фолькенхаузен и Нагель отправляют их в Германию и тем самым лишают нас права уничтожить шестьдесят немецких офицеров. Если мы это сделаем, как того хотите вы, то немцы обязательно и немедленно казнят заложников.