Иван Днестрянский - Раненый город

Просыпаюсь как от толчка, будто что-то случилось или был какой-то звук. Вскидываю в темноте к лицу руку со светящимися стрелками часов. Глубокая ночь. Кажется, нервы, почудилось… Но тут во дворе раздается пьяный крик. Ему вторит другой трубный глас. Затем начинается хоровое пение. Вот оно что!

Не включая свет, иду в туалет. Затем поправляю постель и снова ложусь. Но сон больше не идет. За окном уже минут двадцать с перерывами продолжается какофония из неимоверно перевираемых «Кости-моряка» и «Стеньки Разина» с обрывками одесского фольклора и матюгами. Страшно подмывает бросить в этих остолопов гранату. В Бендерах со стороны «своих» такое поведение было просто немыслимо. Случись там такое месяца три назад, в этих певцов высадили бы с разных направлений рожок-другой или лупанули по ним из подствольника, а утром трактора забрали бы результат, не поинтересовавшись, кто это и за какие прегрешения вдруг завонял…

Продолжают орать. Как все-таки подмывает бросить! Рывком встаю и выхожу на балкон. Глаз привычно чертит во тьме траекторию, как полетит граната. Вон туда, прямо за угол пристройки, под которой алкаши расселись. Оттуда несется очередное отвратительное взревывание, будто у бегемота острый аппендицит. Беру гранату и вкручиваю в корпус запал. Пальцы нащупывают кольцо. Теперь рывок — и через четыре секунды они заткнутся. И все же медлю. Так здесь нельзя. Сам же хотел вернуться в мирную жизнь. С опозданием включается соображение. Брошу — найдут в два счета. Только из Тирасполя переехал — один этот простой факт для местной милиции будет большой подсказкой. Захожу обратно в комнату, выкручиваю из гранаты запал, кладу ее подальше от себя и опять ложусь. Сна нет, и при каждом очередном треплющем нервы взвизге все равно тянет кинуть. Вопреки этому безумному желанию решаю завтра же с утра пойти и привезенные гранаты, с которыми не хватило сил расстаться в Приднестровье, утопить. От греха подальше. Чертыхаясь сквозь зубы, ползу на кухню пить. Включаю свет, чтобы не навернуться через табуретки, зацепившись за драный линолеум. Чайник пуст. Отворачиваю головку крана — и в раковину с шипением устремляется белесая, пахнущая хлоркой струя. Хлорки водоочистная станция не жалеет. Приднестровский прикорм для раков обеззараживают? Да ну ее к черту, эту воду! Как они ее здесь летом вообще могли пить? Поставив на место взятый было стакан, возвращаюсь в постель. Через какое-то время пьяные вопли заканчиваются, и, поворочавшись какое-то время с боку на бок, засыпаю.

Грохот и вспышки света. Неужто гроза? Вторая половина октября и холодина уже… Почему удары грома такие резкие и короткие, без раскатов? А-а! Это снова обстрел! Какого черта я снова уснул? Идиот!

— Эй, замок!

Как назло, Достоевского черт принес! Сейчас будет говнежа и скрипу, еще и Али-Паше доложит. Вскакиваю.

— Да ты чего подорвался?! Валяйсь! Сколько железа перетаскали, брюхи ободрали, растяжки снимаючи — и под каждый выстрел скакать? Отдыхай! Через час будет румынам музыка!

Задеревеневшие во сне, натруженные мышцы отзываются ноющей болью, заставляющей вспомнить о том, что рано утром мы наконец наступаем. Чего это мули и румыны треклятые в третьем часу ночи взбесились? Как бы не пронюхали о нас… Ну их в болото. Грохот стихает, веки, как налитые свинцом, опускаются, качаются, плывут перед медленно закрывающимися глазами стены. Да, надо спать…

Темно-серый, но прозрачный и понемногу светлеющий рассвет. Исходные в частном секторе. Все идет по плану. Нам удалось занять рубеж для атаки не на своей улице, а в ничейном квартале, почти под стенами у врага.

Бум-м! Тр-р-рах!!! И впереди сплошные разрывы. Бьют из подствольников, РПГ, клохчут агээсы.

— Хлопцы, впере-од!

— Давай, пошли!!!

Что было сил бежим через оставшуюся полоску двора к занятым румынвой домам. Задыхаясь, бухаюсь на колено перед последней стеной. Всего метрах в пятнадцати за ней эта вонючая «Буребиста»… Если сейчас минометчики спаскудничают, мули нас отсюда без эскорта с салютом не отпустят…

Тр-рах! Ну и затейка, вслед за минометным огнем перебегать улицу и прыгать в окна! Одна надежда — на растерянность и внезапность. Но лучше никто и ничего не придумал. И всего двадцать выстрелов. Часть из которых, не приведи Господь, может попасть по нам. Считаю. После пятнадцатого расстегиваю, чтобы сбросить, бронежилет. Восемнадцатый и девятнадцатый хлопают одновременно. Кто-то перескакивает через меня — и тишина! Обсчитался!