— Сочтемся! — закивал председатель. — Кстати, автомат свой забери. Я так и вожу его в машине.
— Поди, и не чистил ни разу?
— А я и не умею! — засмеялся Скрипаль, достал с заднего сиденья оружие, протянул подошедшему Сашке.
Хлопнули дверцы. Все, уже из окон, козырнули еще раз друг другу, и машины осторожно разъехались на узкой дороге в разные стороны.
* * *
По наезженному шляху не особенно долго они шли. Соловьев даже не успел проголодаться, что было для него самым точным мерилом времени. Но за какой-то речкой они поворотили в лес, и тропа повела их сквозь чащи и буреломы, глухие и гиблые болота. По этой дороге, видно, давно уже не ездили, так успела она зарасти и одичать. Приходилось все время смотреть себе под ноги, чтобы не зацепиться в траве за корягу или не налететь на ствол прогнившего дерева. К тому же не везде успели сойти подпочвенные воды, и под сапогами хлюпала и чавкала холодная жижа. Через несколько часов такой ходьбы они выбились из сил и на первом же сухом пригорке устроили привал.
Соловьев несколько раз пытался заговорить о чем-нибудь со Степанидой, но та отвечала односложно и явно неохотно. Вид ее говорил о том, что она погружена в свои мысли, и вывести ее из внутреннего оцепенения вряд ли возможно. Отчасти это было на руку Соловьеву. Он только боялся, как бы ее чрезмерное молчание не истолковали превратно. Подумают, что заставили или пригрозили. Не сама пришла, а идет под ружьем.
— Вы, Степанида, хоть при чужих людях не молчите, — попросил он женщину. — А то подумают, что боитесь меня. Начнут допытываться.
— Если бы на тропе курьерской люди вопросы задавалы, то давно в царствии небесном обитали, — устало проговорила Степанида. — Да и вам советую поменьше говорить.
— Неужели такая конспирация?
— Кроме пароля, вас никто ни о чем не спросит.
— Что ж они здесь, годами молчат?
— Нет, конечно. Новой мови они рады. Не положено только расспрашивать.
— И нам тоже?
— Нам тем более.
— Как же мы узнаем о Боярчуке?
— Это моя печаль, — не очень охотно отозвалась Степанида.
— Мы так не договаривались, — заволновался лейтенант. — Я должен быть в курсе всех событий.
— Памятую.
— Так что всякую самоинициативу я запрещаю, — повысил голос Соловьев.
Но на Сокольчук это мало произвело впечатления. Она закинула руку за голову и отвернулась от лейтенанта. Бесспорно, это задевало самолюбие офицера, но дело было дороже. И Соловьев решил не перечить женщине, но твердо гнуть свою линию.
Ближе к вечеру лес поредел, но потянулись бесконечные топи. Пришлось выломать две жерди из слежника и шагать след в след. Направление сверяли по частым зарубкам на стволах деревьев да по вешкам, предусмотрительно расставленным по краям болота. Тяжелая усталость накапливалась в теле. Промокшие ноги скоро налились свинцом. К тому же от воды начал клочками подниматься туман. Стылая сырость пронизывала до костей.
— Долго еще? — удивляясь выносливости Степаниды, уже начал беспокоиться лейтенант.
— Зараз гать под водой пошукаем. На том берегу хутор.
— Думаешь, найдем?
— Трэба!
— А может, до утра где-нибудь здесь перекантуемся? — не очень уверенный в успехе поиска, предложил Соловьев.
— От холода околеем. — Степанида настойчиво ты кала жердью в ил. — Хай мэни гром забье, якщо не найдем.
Полазили по воде еще с полчаса. Соловьев дважды проваливался в холодную жижу по пояс, промочил рюкзак с продуктами. На Степаниде вообще сухого места не осталось. Видно было, как она дрожала всем телом. Наконец сапоги лейтенанта зацепились за что-то твердое.
— Погоди, — позвал он Сокольчук.
— Знайшов? — стуча зубами, еле выговорила она.
— Кажется, бревна под ногами, — Соловьев нагнулся и рукой ощупал несколько скользких стволов. — Угатили ладно. На подводе проехать можно.
— Трохы отдышусь, и пийдэм, — Степанида оперлась на лагу, положила голову на руки.
— Нельзя стоять, — потянул ее за рукав лейтенант. — Застудимся.
— Не можу.
— Я приказываю вам идти! — Соловьев резко дернул на себя жердь, за которую держалась женщина.
Степанида потеряла равновесие и плюхнулась в воду.
— А, черт! — лейтенант кинулся поднимать ее, но, подскользнувшись, тоже растянулся рядом, наглотался вонючей жижи.
Собаки учуяли их раньше, чем они вышли на берег. Хриплый лай особенно гулко разносился в затуманенной тишине, стегал по ушным перепонкам. Немного погодя впереди замаячил огонек фонаря. Кто-то помогал им держать путь на сушу. Потом негромкий мужской голос осадил овчарок, спросил, кто идет?
Читать дальше