Мирослава Томанова - Серебряная равнина

Но с конца 1943 года правительство стало менять свое отношение к свободовцам и охотно шло навстречу их просьбам переправить на Восток офицеров, которых в начале войны стремилось сконцентрировать в Лондоне. Правительству было важно усилить соединение Свободы и одновременно укрепить свое влияние в нем.

Тесть Галиржа еще с прошлой войны знал, что офицеры, служившие тогда в легионах, после возвращения на родину назначались на командные посты в армии. Посты эти делились пропорционально между легионерами, сражавшимися в России, Франции и Италии. Но после нынешней войны таких расчетов, разумеется, не будет, ведь, кроме летчиков, все чехословацкие части в Англии бездействуют, в то время как свободовцы покрывают себя славой героев. Вот почему тесть Галиржа включил для столь деликатной миссии в число первых своего зятя. Галирж, хотя и неохотно расставался с молодой женой и маленьким сыном, смекнул, что другого такого случая не представится.

Поручик Вокроуглицкий, офицер чехословацкого авиаполка, включенного в состав королевских военно-воздушных сил Великобритании, охранял реки Альбиона и уже сбил несколько самолетов противника. Но вскоре ему пришлось совершить вынужденную посадку, и в результате — сотрясение мозга, повреждение евстахиевой трубы, потеря чувства равновесия, летать он уже не мог. После лечения в госпитале его перевели в наземные войска. Вокроуглицкий был разочарован: ему оставалось лишь наблюдать за войной в Европе с острова его величества. Вокроуглицкий подал прошение о переводе на Восток. Он окончил курсы разведчиков и поступил в распоряжение своего приятеля Галиржа.

Разведотдел, как и все службы бригады, обитал под землей. Желтое пламя керосиновой лампы освещало столик с разложенными на нем картами. Капитан Галирж рассматривал нарисованную от руки разведсхему и синим карандашом аккуратно переносил с нее на карту расположение вражеских позиций. С видимым удовольствием он орудовал командирской линейкой, обводил кружками и овалами вражеские цели.

— Ты правильно решил, Ота, — сказал Галирж. — Знаешь ведь, как смотрят на нас за границей: чехи — капитулянты, без единого выстрела согнули спину перед Гитлером. А кто теперь поднимает престиж нашего народа в глазах всего мира? Чешский авиаполк в Англии и свободовцы здесь, на восточном фронте. Пусть нас совсем мало, но мы позаботимся о престиже. Я рад, что ты приехал.

— Не вечно же мне нюхать в Англии казарменную вонь и до хрипоты орать на солдат. Я хочу сражаться на передовой!

— Передовая? Ну, для тебя этого мало. Разведка во вражескому тылу — вот твоя задача!

— Эх, мне бы теперь мой самолет. Сколько раз на дню я вспоминаю его! И всякий раз чувствую себя так, словно глотнул какого-то дерьма: внутри все горит, голова трещит, раскалывается…

— Я понимаю тебя. Тому, кто летал, на земле неуютно.

Во время разговора Галирж ни на секунду не прекращал работы. Вокроуглицкий наклонился над картой, восхищенно глядя на работу приятеля. «Джони хоть и педант, — подумал он, — но молодец. Здесь он, наверное, величина. Я могу себя поздравить, что попал в его отдел». Вокроуглицкий протянул Галиржу пачку знаменитых сигарет «Pall Маll» и постучал пальцем по коробке, на которой два льва с коронами на головах держали в пасти овальный щит с надписью «Per aspera ad astra» [6] Через тернии к звездам (лат.). .

— К звездам… хороший девиз, — улыбнулся едва заметно Галирж, вычерчивая синие дужки, ощетинившиеся на пути наступления бригады. Затянувшись, добавил раздумчиво: — Промедли мы еще немного, и все сражения тут были бы закончены и выиграны без меня и тебя. Ты принял правильное решение, Ота, — похвалил он еще раз приятеля. — Ты поднялся уже довольно высоко…

Вошел связной с последними донесениями разведчиков. Когда брезентовый полог за ним закрылся, Галирж продолжил прерванную фразу:

— Ты уже поднялся довольно высоко и так бесславно свалился. Но не переживай, я подниму тебя опять наверх, и повыше, чем ты был.

Галирж аккуратнейшим образом наносил на карту только что доставленные данные о расположении противника.

Вокроуглицкий потер руки:

— Я рад, что попал к тебе. Только между Англией и Советами, как я вижу, большое различие. Скажу тебе откровенно, атмосфера этого фронта для меня — китайская грамота. Ты должен мне все растолковать.

— Основное здесь, особенно для тебя — приглядываться да прислушиваться и вести себя как все.

Требование простое, но при темпераменте Вокроуглицкого это было, пожалуй, самым трудным, что можно для него придумать. Он провел обеими руками по груди. Все на нем, начиная с пуговиц, было не таким, как на здешних. Но он сказал твердо: